Я - Русский офицер! - [46]

Уже десять минут шла война.

Издав прощальный гудок, паровоз с шипением выпустил густое облако белого пара. Проводница подняла фонарь и огромные красные колеса паровоза, провернулись на одном месте, словно это был фальстарт. Затем они вновь провернулись, и зеленые пассажирские вагоны медленно тронулись с места, постепенно уходя на Восток.

— Эй, Ромео, останешься! — крикнула проводница, продолжая держать сигнальный фонарь.

— Леночка, я тебя люблю! Я как приеду сразу, сразу же напишу тебе… Я каждый день буду писать… — лопотал Валерка, страстно целуя Леди в лицо.

Лена стояла молча. В эту секунду её сердце разрывалось на части, но она ничего не могла сделать, оцепенев от навалившейся на неё горечи расставания. В эту минуту, словно тяжелое покрывало накрыло её сознание, и она ничего не понимая, продолжала оставаться безучастной.

Последний раз Краснов поцеловал её в губы, и бросился вслед за уходящим поездом. Только тогда, когда его спина мелькнула на площадке вагона, Ленка вышла из этого психического ступора и завыла.

Она не плакала, она просто скулила. Прижав платок ко рту, чтобы не пугать провожающих своим звериным воем, Лена сделала по ходу поезда несколько шагов, стараясь как можно дольше продлить тот момент расставания, который она потом будет помнить всю свою жизнь.

— Я напишу тебе! — еле слышно прокричал он и помахал ей рукой.

А поезд, набирая ход, все быстрее и быстрее уносил ее любовь в сторону Москвы. Так и стояла Лена на перроне, пока где-то далеко-далеко не скрылись красные точки фонарей вагона.

* * *

Если бы в те минуты Краснов знал о начавшейся войне! Если бы в те минуты он знал, что уготовила судьба ему и его Леди, вряд ли бы он покинул этот город, который уже через несколько часов будет объят первым пламенем войны.

Стоя в тамбуре и глядя вдаль удаляющегося Смоленска и его удаляющейся любви, Краснов достал папиросу и, дунув в гильзу, прикурил. Сейчас он впервые почувствовал, что значит расставание, и как трудно ощущать ту боль, которая на долгие месяцы и даже годы будет глодать его сердце.

Жадно сделав глубокую затяжку, Валерка выпустил обратно целое облако дыма.

— Любишь, видно!? — спросила проводница, закрывая двери вагона.

— Очень люблю, — ответил Краснов, силой воли сжимая в своей груди чувство той горечи, которое вот-вот должно было извергнуть из его глаз целые потоки слез.

— Ничего, дождется. Ты, самое главное, пиши ей, — вновь сказала проводница. — Ты бы прошел, парень, в вагон. Здесь рабочий тамбур. Курить можно только в противоположном.

— Да, да я сейчас, — сказал Валерка и, приоткрыв дверцу отопительного титана, бросил в холодную топку окурок папиросы.

Взяв свой чемодан в руки, он прошел в вагон и, найдя свое место, сел на холодную жесткую полку. В ту минуту он отключился от реальности, вспоминая последние минуты, проведенные с Леной.

Вновь и вновь он в своей памяти возвращался на выпускной школьный бал. Вновь под музыку «Амурских волн» кружился в вальсе со своей девчонкой, которая была для него смыслом всей жизни. Всё, о чем он мечтал еще год назад, сбылось.

Голос проводника заставил его вернуться в мир реальности.

— Ваш билет, — обратилась проводница к нему, протягивая руку.

Краснов, из нагрудного кармана рубашки, достал жалкий клочок картона с дыркой посередине и подал проводнице.

Только сейчас, отойдя от своих мыслей, он увидел, что не один. Пышная тетя в соломенной шляпке лет сорока, сидела напротив него. В руках она держала такую же соломенную женскую сумку, из которой аппетитными флюидами исходил запах жареной курицы. Рядом с мамашей, поджав свои ноги, сидела девчонка лет тринадцати. С каким-то самозабвением она читала книгу, нервно пихая в рот свою черную косу. Её пухлые формы и дурацкие округлые очки, с первого взгляда выдавали кровное родство с этой пышной тетей.

Слева, возле окна, судя по кубам на петлицах, сидел молодой лейтенант РККА. По всей вероятности, выпускник смоленской пулеметной школы. Он смотрел в окно вагона каким-то угрюмым и отрешенным взглядом. Со стороны было заметно, что лейтенант чем-то расстроен. Возможно, он переживал неразделенную любовь, а возможно, что и свой перевод в синие дали Забайкалья.

— Здрасте, — наконец-то выдавил из себя Краснов.

— Здрасте, — хором ответила мама с дочкой.

— Ну, здорово, — сказал летчик и протянул Валерке свою руку.

— Меня, Валерка звать, — сказал Краснов, представляясь лейтенанту.

— Ну, а я, Сергей, — ответил лейтенант, и вновь повернулся к окну.

Поезд набирал скорость, постукивая на стыках своими огромными колесами. Дым за окном вагона, в зависимости от подъемов и спусков, менял свой цвет. Черный, говорил о затяжном подъеме, а белый — о довольно легком спуске.

Каждую секунду картинка за окном вагона менялась. Леса сменяли поля, поля сменяли ручьи и реки, по берегам которых стояли деревенские хаты, да покосившиеся старинные церкви с забитыми окнами.

Валерка прикрыл глаза, стараясь представить, как встретит его Одесса, как оденет он курсантскую форму и впервые сядет за штурвал боевого истребителя. А еще, еще он мечтал о море. Ему хотелось хоть раз в жизни искупаться в соленой воде и своими глазами увидеть безбрежные просторы сине-зеленой воды.