«…Я прожил жизнь» - [97]

Здоровье мое вначале здесь стало хуже, появилась t и озноб, теперь всё прошло, но рентген показал много очагов и какой-то плевритный шов, а плеврита у меня не было. Лечат здесь ничего, я принимаю разные лекарства, часть из них, как пустяковые, выбрасываю. Тут чисто военный санаторий, есть люди интересные с резким большим характером, есть и другие.

Как там моя Машка, моя Кхы? Сидит ли она? Я по ней скучаю, я мечтаю, что когда-нибудь привезу ее сюда на море и она, вместе с Сашкой, будет здесь играть в песочке, как когда-то здесь же в Крыму играл ее старший брат. Но когда это будет?

Сюда газеты идут очень долго, но у нас, мы слышим здесь, великие победы. Это питает великие надежды, что скоро будет победа.

Я часто представляю себе, как вы там трудно живете одни, и мне нехорошо, что я здесь избавлен от всех забот, окружен вниманием как больной, хорошо питаюсь, живу на берегу синего моря. Но в душе у меня непреходящая черная печаль. Дела мои в литературе плохие, будущее мое темно, а от меня зависят маленькие прелестные существа – Кхы и Сашка. Вспоминает ли обо мне Сашка?

Напиши мне обо всем и обо всех и подробно о самой себе. Ты, должно быть, постоянно ходишь разбитой оттого, что тебя иссасывает Машка. Не пора ли ее подкармливать?

Пиши скорее. Письма идут долго. Привет тебе от моря и от гор. Целую тебя, Машку и Сашку. Андрей.

[Приписка сбоку листа] Адрес: Крым, Гурзуф, санаторий, мне.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 571–572. Публикация Е. Антоновой.

{305} М. А. Платоновой.

31 января 1945 г. Гурзуф.

Гурзуф, 31/I 45. Дорогая моя Мария!

Пользуясь случаем, что в Москву едет один мой товарищ по палате, посылаю эту записку. Я тебе послал.

3 письма, кроме этого, и одну телеграмму. Старожилы говорят, что письма, равно и телеграммы, идут 8-10 дней в один конец. Ты учти это. Я прошу тебя:

1) Позвони Р. И. Фраерману – пусть он поговорит с Валент[иной] Сергеевной и Кононовым – когда же они, наконец, издадут в Детиздате мою книжку «Солдатское сердце» – идет уже второй год, как она принята[952]. Скажи Фраерману – ведь я приеду в Москву ненадолго, потом уеду на фронт[953], мне деньги нужны, и я бы мог их получить в расчет за книжку;.

2) Позвони Кривицкому, узнай деликатно (скажи, что я прислал письмо), почему же до сих пор не напечатан мой рассказ[954]. Ведь от этого зависит так много, чуть не всё мое здоровье и вся жизнь. Он должен понимать.

Я живу тоскливо. Идет дождь чуть не круглые сутки. Курю траву, табаку нет. Вина не пью, его нет, а если есть, то слишком дорого. Выеду домой не позднее 18/II. Поцелуй мою ясноглазую Кхы и пожми руку нашему Сашке.

Обнимаю тебя. Андрей.

[Приписка сбоку листа] P.S. Если ты мне не перевела денег (я просил в первом письме), то переведи телеграфом, если можешь, рублей 200, а не 500, как я просил сначала.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 572. Публикация Е. Антоновой.

{306} М. А., М. Ан. Платоновым и М. Е. Кашинцевой.

12–13 сентября 1945 г. Ялта.

Ялта, 12 сент[ября] 1945.

Здравствуй, дорогая Муся, затем маленькая Мусенька-Машенька и Мария Емельяновна!

Я только первый день в санатории. Санаторий очень хороший, он не в городе, а в окрестностях города, в горах. Кормят здесь очень обильно и хорошо: 5 раз в день, дают ежедневно виноград и фрукты; я с трудом справляюсь с таким обилием пищи. Здесь в этом смысле еще лучше, чем в Гурзуфе. В то же время я помню, как живешь и питаешься ты, Машка и Саша, и мне трудно здесь наслаждаться этой пищей. Здесь преимущественно лежат тяжелые больные, есть и такие, как наш Тоша.

Из окна палаты, где я лежу, видны почти вся Ялта и полукруглый залив. Здесь дождей нету, светит солнце и жаркая погода. На море небольшое волнение, по синим волнам бегут белые барашки. (Ты помнишь, должно быть, эту картину.) И я думаю, как хорошо бы тут быть тебе, Маше и Саше. Как бы тут вздохнули и оправились наши дети. Но нельзя еще, может быть, на будущий год удастся… Ехал я сюда в тяжких условиях, три ночи почти не спал. Для меня это еще терпимо, но ты с Машкой не вытерпела бы.

Состояние мое неплохое: я сплю, ем, думаю найти возможность здесь работать, долго оставаться здесь не хочу. Режим здесь суровый, врачи внимательные и как будто знающие.

Теперь хочу попросить тебя написать мне подробно: как ухо у нашей Маки, идет ли еще гной или она выздоровела совсем? Как наш славный Сашка? Как ты сама? Я знаю, как трудно тебе. Ты совсем без денег. Не забудь выбрать из шкафа все вещи, перед тем как его увезут. Временами я так живо и вещественно представляю себе Маку, как она тянется ко мне ручками, как я гулял с ней по утрам, с нашей крошкой, у которой лицо младенца и глаза мудрой старушки. Больше я постараюсь с ней не расставаться.

Сашка, наверно, вспоминает меня. Я ему пошлю письмо отдельно, чтоб доставить ему удовольствие.

Я тебе не оставил доверенность на получение денег в «[Красной] звезде». Но ты составь ее сама – таким образом:

«Доверенность. Заработ[ную] плату за сентябрь м[еся]ц [19]45 г. доверяю получить моей жене – М. А. П.», – поставь мою подпись и заверь ее.

Сейчас здесь вечер. Вдали видна Ялта. Море утихает. Как темные свечи стоят кипарисы. Прекрасно здесь, если бы люди могли быть вместе там, где они наиболее чувствуют тоску друг по другу.