«…Я прожил жизнь» - [57]

– А? – спрашивает он. – Билета нету.

– Синяя бумажка-то была у тебя? – допытывается кондуктор. – Ты ее покупал на станции, аль нет?

– А-а! – обрадовался пассажир-старичок. – Синяя бумажка была, как же, она была: я ее сжавал…

Конец.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 513–514. Публикация Е. Роженцевой.

{190} М. А. и П. А. Платоновым.

16 января 1935 г. Ак-Булак.

16/I, за Оренбургом. Дорогие Муся и Тотик.

Еду по снежной степи. Здесь сильные морозы, поезд наш сильно опаздывает. Купила ты себе то, что хотела, или не управилась? Будешь или нет покупать Тотику стол и кровать – тогда прежде позвони Чернявщ[уку] (1-4331), м[ожет] б[ыть], он поможет купить в распределителе его тещи.

Если хочешь – подпишись с 1/II на «Веч[ернюю] Москву». Квитанция (талон) для подписки лежит в мелких щелях бюро. Подписываться нужно в Гл[авном] почтамте на Тверской.

Сегодня Тотику последний день отпускаИмеются в виду школьные каникулы., завтра ему тоже на работу. Пусть получше старается учиться. Да, не забудь также справиться у того же Черн[явщука] насчет патефонов, но прежде нужно спросить в Литфонде. Просто войди и спроси – Платонов делал заявку (там она записана) на патефон, есть, мол, он, можно ли получить.

Если есть – получай сама по доверен[ности], плати деньги и пр[очее].

Как у тебя там прочие дела? Пиши мне подробно в Ашхабад, и поскорей, т[ак] к[ак] я в Ашхабаде долго оставаться не намерен. Я беспокоюсь за Тотика, как бы он чего не нашалил такого, что принесет и ему, и нам несчастье. Тотик! Говорю тебе издалека, серьезно, слушайся мать и брось баловаться, пока я не приеду. Учись, занимайся, читай, играй на ковре – один и с ребятами. А ты, Муся, не гуляй по подругам, занимайся больше с сыном, переведи к моему приезду «Бум-Бум»[566] – обязательно.

Тотик! Как приеду, будем опять в войну играть каждый день.

Ст[анция] Ак-Булак[567]. Ваш Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 514–515. Две почтовые карточки. Публикация Е. Роженцевой.

{191} М. А. и П. А. Платоновым.

18 января 1935 г. Арысь – Ташкент.

Дорогие жена и сын!

Здравствуйте! Как вы оба живете, всё ли благополучно? Я еду ничего, только поезд сильно опаздывает. Здесь очень холодно, морозы 30–40°, окна вагона запушены и разрисованы как тропические леса. Днем бывает солнце. Кругом – пустота, снег, солнце блестит. Ночью в вагоне очень холодно, иногда мучительно. Тотика брать никак нельзя было. Сегодня поздно ночью я доеду только до Ташкента, а еду уже почти 5 суток. А за Ташкентом еще 2-е суток езды. Ничего, что бы стало интересным для Тотика, написать не могу. Я сижу в том самом купе, в котором и ты сидела в Москве, сижу, как наша черепаха, и как-то изнемог от длинной дороги и без воздуха и движения. Но это всё скучно – мне писать, а тебе читать. Хорошо, что я не взял черепаху; если бы я ее выпустил в том месте, где купил ее когда-то (у Аральского моря), она бы замерзла, там 38°, когда я проезжал. Пусть живет и меня дожидается.

У вас, наверно, дома без меня развал – кто печку топит и ведро выносит?

20-го во второй половине дня я буду в Ашхабаде, если поезд не опоздает еще сверх уже имеющегося опоздания. Ты мне обязательно дай телеграмму – до востребования, – как у вас дела, с тем чтобы я получил ее в Ашхабаде не позже 25/I.

Тотика я прошу вести себя дома, в школе и на улице так, чтобы это было похоже, что он сын Платонова и по-хозяйски замещает отца во время его отсутствия.

Если я узнаю, что он вел себя скверно, учился лениво, тогда у нас дружба пойдет врозь. Я для него стараюсь, так пусть он не хулиганит.

Если же Тотик там без меня ведет себя хорошо, с матерью не дерется, учится хорошо, то я, как приеду, сделаю ему такой подарок, которого он еще никогда не имел, и буду ходить с ним гулять по кино десять дней подряд.

Пусть он привыкает побольше читать, тогда никогда ему скучно не будет.

А ты, Муся, занимайся лучше по-французски дома, возьми учителя, надолго с Тотиком не разлучайся.

Ну, до свиданья, самые дорогие мои, целую вас обоих долго и крепко, обнимаю и скучаю по вас.

Андрей.

За Арысью[568], под Ташкентом, 18/I, 7 ч[асов] веч[ера].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 515–516. Публикация Е. Роженцевой.

{192} М. А. и П. А. Платоновым.

20 января 1935 г. Ашхабад.

Ашхабад, 20/I, 9 ч[асов] веч[ера]. Дорогая Маша и Тотик!

Я только приехал, 2 часа назад. Поезд опоздал на.

18 часов из-за морозов и снегов.

Я сижу в номере гостиницы. Из окна вижу горы Копетдага, на них снег, над ними ночной свет луны, серебрящиеся облака. Опять я все это вижу, как 10 месяцев назад, как будто я сам участник «Такыра»[569].

Виделся сейчас только с Рабиновичем[570] и некот[орыми] другими (писателями). «Такыр» они очень одобряют, но, по-моему, не вполне (и далеко не вполне) понимают его. Сказывается просто отсутствие квалификации. Но это мне все равно. Встретили меня внимательно и приветливо, но довольно сдержанно. Просто у здешних людей много есть своих дел и забот. Но ведь я не очень избалован такими вещами, это пустяки.

В конце концов, я здесь совершенно одинок. Абсолютно. Глубокая грусть, подобная здешней тишине гор и пустынь, охватывает меня. Сказывается, конечно, и дорога, которая зашатала меня. Но ты почему-то мне кажешься такой далекой, как будто я обратно тебя никогда не достигну. И действительно, я очень далеко нахожусь, здесь медленно тянется время. Стараюсь занимать себя работой, и в вагоне сколько возможно занимался ею. Но беспокойство за вас обоих никогда не оставляет меня, и неподвижность, в которой я нахожусь всего несколько часов, уже тяжко гнетет.