Я просто хотел, чтобы всё было хорошо - [39]

Второй, который помоложе, возмутился:

— Ты тут поп***и еще, тебе говорят, на тебя есть бумага, так что давай мы будем задавать вопросы, а ты отвечать.

— Гриша, полегче, мы тут неофициально, — одернул младшего старший.

— Что от меня-то требуется?

— Давай зайдем внутрь, сядем, я тебе все объясню, что и как, — предложил Роман Александрович.

— Я все же настаиваю на том, чтоб мы тут остались.

Гриша вдруг схватил меня за руку и начал тащить к двери в торговый центр.

— Отпусти, ты вообще обалдел что ли? — запротестовал я.

— Ну мы же попросили тебя вежливо, даже сами приехали к тебе, давай заходи, дело на пять минут, — сказал старший.

В итоге я согласился, не знаю, что в это время делала Лера, но мы зашли и сели, я выбирал место, так что устроился так, чтобы быть у запасного выхода, я был готов в любой момент сорваться и побежать.

— Расслабься, никто тебя пока трогать не будет, — успокоил Роман Александрович.

Гриша стоял в стороне, мы сели за столик со старым служивым. Он продолжил:

— На тебя написали заявление за оскорбление чувств верующих, знаешь, что это за статья?

— Да, политическая, только политикой я особо не занимаюсь, тем более в таких масштабах, чтобы мне дело такое шить.

— Ишь, какой говорливый, что-то мне лицо больно твое знакомо, я тебя раньше нигде не видел?

— Первый раз встречаюсь с ФСБ, тем более за столиком кафе, кто платит — вы или я?

— Поостри тут, мне кажется, это ты на митинге бутылку кинул в омоновца, тебя еще тогда на год строгача кинули.

— Я даже если и бывал на митингах, то точно никогда бы не стал в представителей закона что-то кидать, потому что вполне ознакомлен с последствиями.

Роман Александрович вытащил фото из портфеля:

— Вот, смотри, не ты что ли? Тату вон на пальцах есть.

— А ничего, что там разные буквы?

— Ничего, если нужно будет, понял намек? Не дерзи. Я здесь не для того, чтобы тебя сажать, мне от тебя бумажка нужна.

— Какая?

— Объяснительная. Думаешь, мне самому в кайф таким заниматься? Да ничего не поделаешь, пишут заявления, а я бегай за такими, как ты, а толку? Я ж понимаю, что вы не преступники.

— Что писать-то?

— Пиши, мол, в своем комиксе я никак и никого не хотел оскорбить, все, что в нем есть, лишь плод воображения и ничего больше, число, подпись.

Я сделал все, как он сказал.

— Можешь же, когда хочешь. Возможно, тебя еще в отдел вызовут, чтобы еще раз опросить, ты не беспокойся, процедура плевая.

— Я приду туда только через официальное приглашение и только в присутствии адвоката.

Подошел Гриша, стоявший неподалеку:

— Роман Александрович, идемте?

— Пошли.

Когда они ушли, я выдохнул, сердце бешено колотилось, так сильно, что мне было тяжело дышать.

Вошла Лера:

— Что они себе позволяют? Почему тебя кто-то завел за руку?

— Пока все в порядке, но я сильно перенервничал, сердце болит.

Я пересказал ей события.

— Какой ужас, я не раз слышала подобные истории, в стране творится форменный беспредел, органы творят, что хотят. Недавно митинг был, так они ходили по домам и раздавали листовки с предупреждением о том, что на нем присутствовать нельзя, его запретили, представляешь? Вообще, думаю, тебе нужно поговорить с адвокатом на эту тему, а еще, очевидно, сходить к врачу, говорят, что с сердцем не шутят, но хотела бы я знать, с чем тогда вообще шутят.

— Останешься со мной сегодня?

— Конечно, куда ж я тебя брошу.

Чуть позже в «Скайпе» состоялась конференция, в которой участвовали два адвоката, ведущих подобные дела, даже не спрашивайте, как я с ними познакомился, но один из них утверждал, что мне конец и что просто так из ФСБ ни к кому не приходят, значит, на меня там уже лежит дело и своя папочка, а второй говорил, что все может быть обычной проверкой, ведь им и правда нужно реагировать на заявления, и поделать с этим они ничего не могут, какое бы глупое заявление не было написано. Дальше мы спорили о том, что вообще такое чувство верующего человека, существует ли оно, и почему люди без веры остались без защиты. Я больше склонялся в итоге к тому, что все не так страшно, но на всякий случай попросил знакомого, чтоб он отвез меня в Беларусь, если мне придет повестка и позовут на так называемую беседу. Из Минска я бы улетел в страну с лагерем беженцев и получил бы политическое убежище. Я снял деньги с карты в валюте на всякий пожарный. Я, может, и не верил в то, что это может произойти, но подготовился основательно, как там у православных — береженого Бог бережет?

— Ты бы не хотел уехать из этой страны? Какие тут вообще плюсы могут быть? — спросила Лера.

— Я думал об этом раньше, но склоняюсь к тому, что мне здесь все же нравится, какое-то странное чувство чего-то родного.

— А смысл от этого чувства? Если в любой момент посадят.

— Знаешь, когда я бывал за рубежом, наступали такие моменты, когда я плакал и хотел домой, мне очень тяжело без русского языка, я хочу слушать эту речь, хочу говорить на нем с людьми, которых могу понять, за границей с этим сложнее, я вполне могу говорить на английском, но думаю и люблю только на русском.

— Смотри какой, а помимо языка?

— Если по мелочи, то здесь один из лучших Интернетов, хотя скоро Роскомнадзор заблокирует остатки зарубежных сайтов, но по скоростям Россия почти лидер, мне нравится, еще здесь зима, хотя в Скандинавии тоже, но я очень люблю зиму.