Я просто хотел, чтобы всё было хорошо - [25]

— Что, постарел, да? — спросил он.

— Нет, нисколько, пой, твоя молодость.

Блум достал бутылку водки.

— Фыркнем, как в старые добрые?

Господи, я точно не проспал эти годы?

— Да, давай, последний раз мы делали это так давно, — ответил я.

Водка наливается в крышку, буквально пару капель, а потом вдыхается через нос. Эффект зубодробительный, так мы обычно использовали остатки, чтоб добавить перца в конец вечера, это больно, но не сильно, зато точно весело.

Мы фыркнули, по моим глазам покатились слезы, я не уверен, что это было именно из-за алкоголя.

— А теперь и по стопочке бахнем, чтоб далеко не убежало, — предложил Блум.

Мы выпили.

— Где ты сейчас? У тебя получилось с рисованием? — спросил он.

— Рисовать у меня получалось всегда, почти так же хорошо, как у тебя что-то мастерить, просто никто этого не мог заметить, но вопрос я понял, да, теперь я зарабатываю этим и мне наконец-то удается пожить всласть, как я и хотел.

— Выставляешься и продаешь картины?

— До такого я не дорос, я рисую комиксы, это тоже неплохо, просто совершенно другое направление.

— А помнишь, как вы с Павлом вытащили меня из дома и поставили на островок, окруженный грязью, без тапок?

— Конечно помню, Блум, я все помню, и эта память для меня как бритва по сердцу.

— Какой ты стал ранимый.

— Почему мы никогда нормально не общались, не делились тем, что на душе? Какого хрена мы все потеряли?

— Жизнь такая, ты ставишь на то, что проигрывает, ты пытаешься переиграть ее, ставишь на что-то другое, но жизнь не дура, она и тут тебя попускает.

— Не думаю, что в том, что люди не общаются, виновата жизнь.

— Людям свойственно все на кого-то валить, мне кажется, ты был слишком агрессивным в общении, любая тайна могла стать объектом для шуток, поэтому я начал прятаться в себе еще с детства, ты же знаешь, что я замкнут был почти с самого начала.

— Отлично, я и в этом согрешил.

— Жизнь така…, — он оборвался на полуслове и замолк.

— Я сожалею о том, что потерял вас, сожалею о том, что не мог с вами обоими поговорить.

— Нет смысла сожалеть, я на тебя не в обиде, а жизнь слишком короткая, чтоб тратить ее на такие угрызения совести.

— Что произошло после того, как вы съехали?

— Меня нашел военкомат, решил, что мне пора идти в армию, правда, я твердо сказал себе, что туда не пойду. Поэтому, как и многие, через психдиспансер получил военный билет и был таков.

— Ты лежал в психушке? А купить военник не мог?

— Да какой там, я как съехал, так работу решил сразу сменить, а на новой не поперло, так что или год там или месяц тут. Но в дурке было довольно весело.

— Удиви меня.

— Помнишь у меня украшения в ушах были с крестом? Так вот однажды военного привезли к нам, его, наверное, где-то контузило или что-то такое, стоим мы в очереди за сигаретами, там по расписанию дают, подходит этот чудной, видит у меня в ухе крест, он даже на православный не очень похож, и начинает молиться и креститься, глядя на него.

— Да иди ты!

— Да честно, я до сих пор иногда думаю, это первоклассный актер или реально где-то в армии с тобой такое могут сделать, если последнее, то я дважды рад, что туда в итоге так и не попал.

— Наливай!

Выпили.

— А еще я там разговаривал со всеми только по ночам, потому что днем тебя постоянно пасли и записывали, что ты делаешь, чтоб сойти за социофоба, мне приходилось молчать весь день или перешептываться в палате, когда твердо знал, что никто не подслушивает. На каждого заводили специальную тетрадь, где весь персонал составлял на тебя что-то вроде отзывов, на основе которых в том числе ставили диагноз. Меня там поначалу, когда я только приехал, хотели избить всем крылом из-за внешнего вида, но психиатр, который, видимо, хотел втереться в доверие, построил всех и сказал, что если кто-то меня тронет, те будут заколоты. Ну, то есть уколов им наделают, будут под себя ходить да слюни расплескивать пару дней. В принципе, через три-четыре дня я уже со всеми подружился, некоторым даже сказал, как именно я имитирую свои признаки болезни. Мы потом еще кое-какое время переписывались, сейчас связь не держим.

— Стало быть, ты из дурки в директора завода? Молодец, а проблем не было с военником?

— Да нет, если ты не буйный, то у тебя обычный военный билет, там не прописывается, что ты делаешь, а психиатра проходишь без всяких проблем, кому тихий человек помешает на заводе?

— Ну, раз уж начал про психушку, рассказывай еще, что там да как, все же не каждый день бываем в таких местах.

— Где дом?

— Чей дом?

— А мы к нему бегом.

— Белый дом? Облом.

— Желтый дом — все путем.

— Нальем?

— Нальем.

— Ты не представляешь, как мне этого не хватало.

— Порой представляю.

— Так что там с домом?

— А, да распорядок дня был всегда такой, что вставать надо было рано утром, но если ты хотел спать дальше, не идти на завтрак, то тебе приходилось заправлять кровать и ложиться дальше в одежде.

— А как там с едой было?

— Никак, завтраки — это комочки на молоке, да другая ерунда, в обед бывало всякое, но я ничего не ел, придерживался плана, что в обществе мне находиться очень тяжело, поэтому обходился без пищи, пил воду и иногда рассасывал пару долек шоколада, чисто для поддержания себя, да мандаринок купил в местном магазине, чтоб сок из них пить.