Я пришёл дать вам волю. Любавины - [66]

Степан чуть приотстал… И вдруг со всей силой огрел Федькиного коня плетью. Конь прыгнул, Федька чудом усидел в седле, как, скажи, прирос к коню, только голова болтанулась.

Степан засмеялся. Похвалил:

– Молодец.

– Э-э, батька!.. Меня с седла да с бабы только смерть сташшит, – похвалился Федька.

– Ну? – не поверил Степан.

– Ей-богу!

– А хошь, вышибу? На спор…

– Хочу. Поспать. Дай поспать, потом вышибешь.

Степан опять засмеялся, покачал головой:

– Иди в стружок отоспись.

Федька подстегнул коня и поскакал, веселый, к берегу.

Сзади атамана тронул подъехавший казак, сказал негромко:

– Батька, там беда у нас…

– Что? – встрепенулся Степан; улыбку его как ветром сдуло.

– Иван Черноярец казака срубил.

– Как? – Степан ошалело смотрел на казака, не мог понять.

– Совсем – напрочь, голова отлетела.

Степан резко дернул повод, разворачивая коня… Но увидел, что сам Иван едет к нему в окружении сотников и казаков. Вид у Ивана убитый.

Степан подождал, когда они подъедут, сказал коротко:

– Ехай за мной. – Подстегнул коня и поскакал в степь, в сторону от войска.

Иван поспевал за ним. Молчали.

Далеко отъехали… Степан осадил коня, подождал Ивана.

– Как вышло? – сразу спросил он есаула.

– Пьяные они… Полезли друг на дружку, до сабель дошло. Я унять хотел, он – на меня… Казак-то добрый. – Иван зачем-то глянул на свою правую руку, точно боялся увидеть на ней кровь казака.

– Кто?

– Макар Заика, хоперец.

– Ну?

– Ну и рубнул… Сам не знаю, как вышло. Не хотел. – Иван хмурился, не мог поднять головы.

Степан помолчал.

– А чего такой весь? – вдруг остервенело спросил он.

– Какой? – не понял Иван.

– Тебе не есаулом счас с таким видом, а назем выгребать из стайки! Впору слезьми реветь!..

– Жаль казака… Не хотел ведь. Чего ж мне, веселиться теперь?

– Ты эту жаль позабудь! Рубнул – рубнул, ну и все. А сопли распускать перед войском – это я тебе не дам. Ты – вож! Случись завтре: достанет меня стрелец какой-нибудь, кто все в руки возьмет? Кто, еслив есаулы мои хуже курей снулых? Надо про это думать или нет? Жалко? Ночь придет – пожалей. Один.

Помолчали.

– И мне жалко. В другое время я б тебя живого вместе с убитым закопал, – досказал Степан. – За казака.

Иван вздохнул:

– В другое время… В другое время я б сам поостерегся с саблей – черт подтолкнул. Казак-то добрый… я его знал хорошо. А тут как збесился: глаза красные, никого не видит… ажник жуть берет. Я уж с им и так и эдак – не слышит ничего и не видит. Ну, и вот… и вышло.

– Вперед за пьянством гляди хорошенько. Ни капли, ни росинки маковой на походе! Ехай с глаз долой и не показывайся такой. И казакам не кажись. Очухайся один где-нибудь.

Иван поскакал назад, Степан – в голову конницы.

Обеспокоенные событием, его ждали Федор Сукнин, Ларька, Стырь, дед Любим. Убийство воина-казака своим же казаком – дело редкостное. Боялись за Ивана: если атаман некстати припомнит войсковой закон, есаул может поплатиться за казака головой. Случалось, хоронили в одной могиле обоих казаков – убитого и убийцу его, живого, при этом вовсе не разбирались, почему и как случилось убийство.

Степан налетел на есаулов:

– Был приказ: на походе в рот не брать?! Был или не был?

– Был, – откликнулся за всех Федор.

– Куда смотрите?! До дури уж допиваются!..

Молчание.

– Ивана не виню, рубнул верно. Вперед сам рубить буду и вам велю. Всем скажите! Пускай на себя пеняют.

Есаулы украдкой облегченно вздохнули – пронесло с Иваном.

– Макара схоронить по чести, – велел атаман. – И крест поставить.

***

На виду Паншина городка стали лагерем. Стояли двое суток, поджидая, когда подойдет со своими Чертоус; уговорились через посыльных встретиться здесь.

На третий день к вечеру на горизонте показались конные Васьки Уса.

Василий Родионович Ус (Чертоус) был к тому времени пожилым, понаторевшим военачальником, прошел две войны, поход под Москву… Поход был, правда, неудачный и горький – от Москвы казаки бежали, бросая по дороге приставших к ним мужиков, но неудача не сломила Василия, не остудила его страсть к войне и походам. Был он еще силен, горд, московский поход забыл.

Степану сказали про конных. Он вышел из шатра, тоже смотрел из-под руки. Он, пожалуй, волновался: охота было склонить славного Ваську с собой.

– Кто больше у его? – спросил у казаков.

– Больше из Вышнева Чира, – стал пояснять казак, ездивший нарочным к Василию, – голутьба. Запорожцы есть – с войны с им…

– Ты ездил к нему? – спросил Степан казака.

– Я.

– Как он?

– Ничо… Погляжу, говорит. Что, мол, за атаман, погляжу.

– Казаков принять хорошо, – велел Степан. И замолчал. Ждал. Должно свершиться важное: Ус поставит под верховную команду Разина свои казачьи отряды. Или – не поставит: Ус казак силен, молва про него на Дону добрая… Степан его не знал (дом Уса в Раздорах, да и там он бывает раз в год по обещанию – вечно в походах); его хорошо знал Сергей Кривой, дружок Уса. Сергей-то и рассказывал Степану про Василия. Сергей же сказал, что Ус – казак вовсе не глупый, но быковатый: заупрямится – с места не сдвинешь, но если изловчиться и захомутать его, – будет пахать.

Василий подъехал к группе Степана, остановился… Некоторое время спокойно, чуть насмешливо рассматривал казаков.