Я превращаюсь в дождь - [4]
– Минут через пятнадцать, – загадочно бросил ему вслед Леха.
Но Егор только рукой махнул. То ли хотел сказать, что не забыл, то ли дал понять, что ему неинтересно. Лара особо в происходящее не вникала. Протянула Томилину пакет с книгами:
– Сейчас. Только переоденусь.
А пакет не такой уж и тяжелый оказался. Похоже, что и книжка-то всего одна – можно было спокойно в сумку засунуть. Опять Лара поводы ищет? Но все равно идти в одну сторону, к одному дому. Так какая разница? Леха даже в подъезд с ней вошел, поднялся на нужный этаж.
Лара открыла дверь:
– Заходи.
А в глазах опять вопрос и ожидание.
Томилин кивнул, но как-то вдруг замялся на пороге. Только хотел переступить – у него заголосил мобильник. Леха быстро поставил пакет на пол в прихожей, специально наклонился вперед, поднес к уху телефон.
– Ага, уже иду. – Леха отодвинул мобильник в сторону, чтобы не говорить в микрофон, а сообщить исключительно Ларе, с выражением раскаяния на лице: – Извини, бежать надо.
И сразу развернулся, не дожидаясь ответа и не прощаясь, заскакал вниз по лестнице, опять прижав телефон к уху, но ничего не говоря. И, только услышав, как хлопнула дверь квартиры, сказал собеседнику:
– Мог бы секунд на двадцать пораньше… Да не. Не успела. – Хохотнул беспечно. – Ладно. Потом сочтемся.
Глава 2
День получился не осенний, а по-настоящему летний. Безветренный, сияющий голубизной безоблачного неба, даже жаркий. Будто солнце спохватилось и решило избавиться от излишков сэкономленного за лето тепла. Но в кабинете химии всегда царила прохлада. Размера он был внушительного, окна выходили на север, а парты больше напоминали лабораторные столы, покрытые огнеупорным пластиком. Он тоже холодил. Особенно зимой, в морозы.
Урок, как обычно, начался с опроса. Химичка Евгения Александровна обвела задумчивым взглядом класс, посмотрела в окно. Наверное, сомневалась, стоит ли соблюдать традиции. Может, вообще забить на предмет и просто поболтать о жизни? Но нет, решила следовать установленному распорядку.
– Про теорию Бутлерова нам расскажет… – Евгения Александровна не стала заглядывать в журнал, выбрала сидящую прямо перед ней на первой парте девушку. – Ковалева.
Та распрямилась стремительно и резко, словно только и ждала, когда ее вызовут, сделала несколько шагов вперед, открыла рот, но химичка ее остановила.
– А пока Ковалева рассказывает, кто-нибудь выполнит задание на доске. И это будет… – Учительница пробежала глазами по столбику фамилий в журнале сначала сверху вниз, потом снизу вверх. – Воронов.
Егор поднялся, неторопливо двинулся по проходу.
– И пожалуй, еще… – Очередная пауза, замерший класс, взгляд, повторяющий прежний маршрут по списку – сначала вниз страницы, потом вверх. – Ерганова. Олеся, ты слышишь?
Она слышала. Просто не вскакивала моментально, как остальные, словно все еще надеялась, что произошла ошибка или что учитель передумает выдергивать ее с места, оставит в покое. Тогда она и дальше сможет сидеть тихонько, спрятавшись от постороннего внимания, а не будет торчать у доски под прицелом чужих взглядов. Но Евгения Александровна не передумала, и Олесе пришлось вставать, идти.
– Воронов – задание номер восемь, Ерганова – номер десять, – распределила химичка, потом повернулась к отвечающей: – Слушаем тебя, Ковалева.
Ковалева старательно бубнила, а Егор увлеченно чертил формулы изомеров. Было в этом рисовании мелом, невзирая на урок и грозящую оценку, что-то беззаботное, наивно-радостное, из детства. Так и тянуло под конец изобразить дурацкую рожу и приписать: «Томилин – …»
Егор усмехнулся, глянул на другую половину доски.
Там почти пусто. Олеся стоит, уперев мел в темно-зеленую поверхность, и не шевелится, словно окаменела.
Егор незаметно придвинулся:
– Ты чего застыла?
Услышав рядом его голос, Олеся знакомо опустила голову и качнулась в сторону, чуть-чуть, как будто он не спросил, а замахнулся. Или ей стало жутко стыдно? Хотя кто сейчас стыдится из-за неправильных ответов у доски?
Все-таки прошептала:
– Я забыла, как массовую долю обозначают. Наверное, всю силу воли вложила, чтобы выдавить из себя эту фразу. Ну что за странное существо?
– Двоечница, – снисходительно бросил Егор.
Прочитал задание в учебнике, оглянулся через плечо и, убедившись, что Евгения Александровна смотрит в другую сторону, исправил коэффициент в одном из составленных Олесей соединений, а затем торопливо написал формулу для расчета целиком.
– Сама дальше сделаешь?
– Ага.
Олеся застучала мелом по доске, белая пыль посыпалась вниз. Егор дорисовал последний изомер, про дурацкую рожу уже не вспомнил. Тем временем Ковалева отмучилась и направилась к своей парте, а химичка развернулась в сторону доски. Начала она почему-то с Олеси, хотя та еще дописывала последние цифры. А ведь гораздо логичнее было бы по порядку номеров спрашивать.
– Ерганова, объясни нам, почему в первой формуле один атом кислорода?
В той самой, которую Егор исправил.
Олеся смешалась. Отчего? Не знала ответа? Или подумала, что он ошибся, невольно подставил ее? Ведь не скажешь же теперь: «У меня по-другому было. Это Воронов поменял». Стояла молчала, смотрела на формулу, будто ждала, что та сама ответит. А химичка смотрела на нее, потом качнула головой, проговорила одновременно и подбадривающе, и нетерпеливо:
