Я помню, как убила Джоша - [3]

— Можно мне встать? — спросила Эйни, но рука доктора прервала попытку пациентки приподняться.

— Не нужно. Вам удобно лежать, вам хочется расслабиться, голову повернуть к стене, это белый экран, на котором ваша память рисует такие яркие картины… Вы закрываете глаза, вам тепло…

Эйни не собиралась закрывать глаза, и тепло ей не было, в кабинете стало прохладнее, чем было, когда она вошла.

— Вы видите на экране картину и вам становится тепло, — говорил доктор.

Ей становилось холодно, напрасно она пришла, напрасно рассказала о Джоше, доктор ещё донесёт в полицию, это же не исповедь, у психоаналитика нет оснований хранить тайну. Напрасно она…

Эйни сбросила руку Шеррарда со своего плеча, села на кушетке, нащупала туфли.

— Я пойду, — сказала она.

— Хорошо, — в голосе Шеррарда появились наконец интонации. — Вы начинаете нелёгкий процесс выбора. Приходите ещё раз, и мы продолжим.

Доктор проводил пациентку до двери.

— Чек оставьте у секретарши. Она запишет вас на седьмое июля, раньше не получится. Десять утра — оптимально, нам предстоит много работы.

— Да, — пробормотала Эйни.

— Ник, спасибо за пациентку. Чрезвычайно интересный случай. Это не психиатрия, ты прав. Конечно, для полной ясности я бы её понаблюдал в стационаре.

— Не думаю, что это было бы полезно.

— Тебе виднее. Ты в курсе, что она убила своего мужа?

— Это вопрос, Джон, верно? В этом-то как раз вопрос.

— Что тебе сказали в полиции?

— У них нет ничего против этой женщины. Муж её умер от сердечного приступа, у него было больное сердце, аутопсию не проводили. Если бы женщина призналась сразу, то, конечно, провели бы расследование…

— Сейчас уже поздно?

— Комиссар сказал, что, даже если добиться эксгумации трупа, новая экспертиза ничего не докажет — яды, приводящие к эффекту сердечной недостаточности, довольно быстро распадаются, так что… Бесполезно.

— Я думаю, Ник, это вообще не медицинский случай.

— Что ты имеешь в виду? Лишняя память

— хорошо известное…

— Да-да. Но обе её памяти ложные. На самом деле она ничего не помнит из реального прошлого. Даже из вчерашнего дня — похоже на реальность, но детали разные. Чем глубже в прошлое, тем больше отличия и от реальности, и обеих линий памяти одной от другой.

— Конечно. Я это отметил в истории болезни.

— И она не путается. Линии памяти отделены, как два иностранных языка в памяти полиглота. Седьмого я проведу ещё одно зондирование. Если окажется, что на одной линии Черчилль ездил в сорок пятом в Москву и там его убили красные… ты понимаешь, я для примера… а на другой линии он погиб в автокатастрофе, когда мчался в свой офис на Даунинг-стрит…

— Да, память у неё мобильна, но до такой ли степени?

— Уверяю тебя! Совершенно не представляю, что она расскажет седьмого.

— Может, про мужа и не вспомнит?

— Проверю. Ты согласен, что ничего подобного не описано в психиатрии?

— Об этом я тебе сразу сказал. Кстати, терапевтический эффект лекарственных препаратов оказался нулевым. Потому я и посоветовал ей обратиться к психоаналитику.

— Спасибо, что направил ко мне.

— Держи меня в курсе.

— Конечно.

В записной книжке было написано: «Доктор Шеррард, психоаналитик, четверг, 7 июля, 10 часов». Рановато. Эйни хотела поспать, на работу не нужно, она взяла отгул, во всяком случае, твёрдо помнила, что три дня назад положила заявление на стол мистеру Кинли. Дальше начинались отличия. Эйни помнила, как мистер Кинли бросил взгляд на бумагу и сказал: «Нет проблемы, миссис Фокс. В счёт основного отпуска».

Конечно, она так и рассчитывала. Правда, помнила и то, что мистер Кинли, бросив взгляд на бумагу, сказал: «Почему сейчас, миссис Фокс? Китти вернётся на будущей неделе, тогда и…» А она довольно невежливо перебила начальника словами: «Прошу прощения, мистер Кинли, но у меня запись к врачу…» «Что с вами, Эйни?» — поинтересовался мистер Кинли, поднимая взгляд и напоминая о чём-то, чего она не помнила, но ощущение было таким, будто не помнила она о чём-то сладостно-запретном. Неужели?.. Нет, вряд ли, не те у неё с шефом отношения. «Ничего особенного, мистер Кинли, — сообщила она. — Записалась к психоаналитику, а он принимает только по утрам». «Правильное решение, — взгляд начальника стал рассеянно-пустым. — Я вам давно советовал, помните?» Он почему-то смутился и быстро закончил разговор: «Хорошо, Эйни. В счёт годового отпуска».

Может, не ехать? Не поедет, а потом и помнить не будет, что нужно было. Или будет? Эйни не знала, что будет помнить завтра. Её это не беспокоило. Её вообще обычно не беспокоило то обстоятельство, что прожитая жизнь представлялась ей двумя руслами разных рек, втекающих в одно устье — сегодняшний день. Она так жила и в детстве думала, что так живут все. Она помнила не совсем то, что другие, хотя и общего было много: мама, например, была одинаковой в обоих руслах, она прижимала дочь к тощей груди, гладила по волосам и говорила: «Да, всё так и было с тобой, только не надо никому рассказывать, все помнят разное, каждый — своё, живи сегодняшним днём и никогда не ошибёшься». Эйни жила сегодняшним днём, но назавтра этот день становился вчерашним, убегал в память, раздваивался, и ей не хотелось выбирать, иногда выбор оказывался труден, и когда в шестом, кажется, классе, сейчас она и не помнила, да, кажется, это было в шестом… или восьмом… одна память подсказывала — в восьмом, другая — в шестом… неважно… что-то случилось такое, о чём ей вспоминать не хотелось, и память об этом действительно остыла, съёжилась, но было что-то страшное… в одной памяти — очень, в другой… она не помнила сейчас, что было в другой, но точно знала, что с тех пор не выбирала никогда.