«Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР» - [36]

Хочется что-то изменить, а нет ни желания, ни возможности. Сразу же представляю, через что мне придется пройти. Помимо личных переживаний развод скажется и на моей работе. Не собираюсь давать своим врагам такой козырь. И вообще не хочется ничего менять. Знаю, что ничего хорошего в жизни меня уже не ждет. Хочется только одного – спокойствия. Говорила об этом с Николаем. Он, как обычно, начал уверять меня в том, что я ошиблась. Ошиблась, навыдумывала и т. д. Это его обычный прием. Я не стала обострять отношения. Скандалы мне не нужны. Скандалить, то есть – спорить, имеет смысл только тогда, когда еще есть возможность что-то исправить. У меня, у нас такой возможности нет. Мы можем сохранить видимость семьи и постараться не трепать друг другу нервы. Я знаю пример, когда люди живут без любви, но сохраняют при этом прекрасные отношения. Важно договориться и соблюдать договоренность, не обманывая друг друга. Пусть и у нас будет так. Худой мир всегда лучше доброй ссоры. Николай делает вид, что не понимает меня. У него хватает наглости притворяться обиженным. Надеюсь, что, обдумав сложившуюся ситуацию, он начнет вести себя правильно. Мужчинам всегда нужно время на обдумывание. У них нет того чутья, которое есть у женщин. Они должны понять, что все кончено и возврата к старому не будет. Понять. Почувствовать это они не могут.

14 февраля 1973 года

Сильно тревожит ситуация, сложившаяся в Малом. Равенских[163] не в ладах с Царевым[164]. Конфликт между директором и худруком может погубить театр. Уговаривала обоих, но помирить так и не смогла. Равенских считает Царева «замшелым консерватором», а Царев его – «неграмотным выскочкой». Оба неправы. Оба ужасно упрямы. Театр раскололся надвое. Большая часть поддерживает Царева. Но дело не в том, сколько человек за кого, а в том, что раскол губителен. Вместо того чтобы ставить спектакли, люди тратят время на дрязги. Парторганизация театра не в силах что-то сделать. Раскол уже вышел за пределы театра. Несколько раз спорила по поводу Малого с Демичевым. Равенских – моя кандидатура. Я предложила ему перейти из Пушкинского в Малый. Малый театр «застоялся», застыл без развития. Мне казалось, что Равенских сможет его встряхнуть. Демичев поддерживает Царева. То ли считает, что он во всем прав, то ли действует в пику мне. «Не допустим поругания традиций!» – вот позиция Демичева. Пытаюсь его переубедить. Объясняю, что никакого поругания нет и в помине. Театр должен развиваться. Если думать только о сохранении традиций, то до сих пор вместо театров были бы ярмарочные балаганы. С них же началось театральное искусство. Убрать Равенских из Малого не могу. Он и сам не хочет. Это было бы наше общее поражение. Убедить Демичева не получается. Повлиять на него тоже не могу. Ситуация тупиковая. К Брежневу с таким вопросом не пойдешь. А если и пошла бы, то ничего бы не добилась. Царев – его любимый артист. Выход из тупика один – уговорить Царева смягчиться и не мешать Равенских работать. Буду стараться. С артистами очень сложно, но я буду стараться. Давить нельзя, только уговаривать. Помню, как уговаривала Стриженова[165] сниматься в «Войне и мире». Бондарчук не видел никого другого в роли Болконского. Такая роль! Вот уж не думала, что придется уговаривать. Но пришлось. Не смогла. Незадолго до этого Стриженова несправедливо обидели. Мы выдвинули его на Ленинскую премию и выдвинули заслуженно. Но затем по указанию Суслова его вычеркнули из списка кандидатов и напечатали критическую статью в «Советской культуре». Рано, мол, давать Стриженову Ленинскую премию, не заслужил. Разумеется, все непосвященные думали, что это моих рук дело. Сначала выдвинула, а потом передумала. После этого мне было очень трудно разговаривать со Стриженовым. Я не верила, что смогу его уговорить, но Бондарчук настаивал – если не вы, то кто же? Пришлось попытаться. Стриженов, наверное, думал, что и с Болконским может получиться так же, как с премией. Сначала дадут роль, потом отберут. Подбор актеров для «Войны и мира» был сложным и долгим. Кого-то приходилось заменять. Трудно сразу же сделать правильный выбор[166].

Попросила Марецкую поговорить с Царевым. Думала, что, может, ей по-свойски удастся повлиять на него. Ничего не вышло. «Чтобы положить конец распрям, надо сделать худруком Царева», – сказала Марецкая. Подобное решение проблемы меня не устраивает. Абсолютно. Не хочу убирать Равенских и Царева тоже не хочу убирать. Царева и не смогу – никто не даст. Я считаю, что оба они находятся на своем месте и сообща могут принести огромную пользу своему театру и всему советскому театральному искусству. Сообща. Вспоминаю Пушкина: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». А я надеюсь. Если подсчитать, сколько рабочего времени я потратила на конфликт в Малом театре, то наберется больше месяца. А сделать так ничего и не смогла. Завидую другим министрам. Им проще руководить кадрами. В крайнем случае можно действовать по инструкции. А какую инструкцию мне применить к Малому? Если в культуре решать по инструкции, то скоро завалишь все дело.