Я – пират - [11]

– Не трать понапрасну слов, док. Послушай лучше, что я тебе скажу. В портовых кабаках и в судовых кубриках с меня не однажды пытались снять этот ремень. И каждый раз воры уползали прочь, харкая кровью и выплёвывая по дороге выбитые зубы. В нашей семье существует старинное предание: пока мужчина способен сохранить на себе отцовский ремень удача и сила прибудут с ним. Я прошу тебя, док, попытайся сохранить этот ремень и передай его моему младшему сыну. Он живёт в небольшом городке под Веной. Адрес я тебе оставлю. Знаю, что это будет не просто сделать. Этот корабль кишит мародёрами с крысиными повадками, но ты всё же попытайся. Тогда моя бродяжья цыганская душа будет вечно у тебя в неоплатном долгу…

На обед охранник-китаец принёс с камбуза поднос с несколькими дымящимися, аппетитно пахнущими блюдами. Угощение предназначалась только для раненых. Про двух голодных пленников на судовой кухне похоже забыли. Но сына Дуче я перед этим покормил через особую резиновую трубку специальной питательной смесью, предназначенную для ухода за больными с челюстно-лицевыми травмами. А пациент с перебитой рукой от еды решительно отказался.

Мы с Ходжи решили было оставить себе принесённый китайцем суп и жареное мясо, но охранник потребовал, чтобы раненных непременно кормили в его присутствии. Тогда мне пришлось объяснить пирату, что пациенты есть не будут. Скуластое злое лицо молодого охранника вдруг расплылось в довольной улыбке. Видимо, впервые за долгое время этому тщедушному искателю лучшей доли предоставлялась возможность плотно пообедать. Нам же с Ходжи оставалось довольствоваться небольшим кусочком засохшего сыра на двоих и ополовиненной бутылкой минеральной воды – это было всё, что мы нашли в холодильнике камбуза санчасти.

Естественно, что после столь скромной трапезы мы были преисполнены желанием свернуть шею худосочному конвоиру.

– Мне кажется, что на главном камбузе нам выделили хотя бы горсть варёного риса, ведь мы заботимся об их раненых дружках, – размышлял вслух Мирча, – но по дороге этот мешок с костями сожрал нашу пайку. Если мы не прикончим его сейчас, он и дальше будет отъедаться за нас счёт. И вообще, за крысятничество полагается шило в печень.

Подозрение товарища показалось мне более чем обоснованным. Я живо представил себе, как через недельку на наших посеревших лицах заострятся скулы, ввалятся глаза. Мы с трудом будем передвигать ноги. Зато китайский доброволец округлиться и перестанет походить на вечно голодного уличного пса. Скорей всего он уже возносил хвалы своим богам, за то, что они послали ему такую выгодную службу. Словно в подтверждение моих мыслей из-за неплотно закрытой двери санчасти вдруг донеслись довольные мурлыкающие завывания нашего конвоира. Должно быть он пел что-то в том духе, что жизнь удалась и всё такое.

Ходжи возбуждённо заметался по тесному пространству больничного блока, словно тигр по клетке. Цыган явно относился к типу людей, которые, даже взойдя на эшафот, попробуют нокаутировать палача и пробиться через оцепление солдат. А вдруг повезёт? Как говориться, чем чёрт не шутит.

Вчера Ходжи нашёл авантюрный способ избежать расстрельной участи, уготованной большинству его товарищей по экипажу. Сейчас же он попросил у меня хирургический скальпель, чтобы ближайшей ночью вогнать его остро заточенное лезвие в горло вороватого пирата.

Мирча принялся горячо убеждать меня, что прекрасно знает корабль и сумеет найти в хитросплетении его коридоров и трапов безопасный путь, который выведет нас на кормовую шлюпочную галерею.

– Я тут прикинул: пиратов человек двадцать, ну, максимум – тридцать – заговорщицки понизил голос Ходжи. – У этого Дуче просто не хватит людей, чтобы поставить по часовому у каждого трапа, люка и двери. Скорей всего серьёзно контролируется только верхняя палуба, жилые помещения главной надстройки, да капитанский мостик. Но даже если рядом со шлюпками кто-то окажется на свою беду, я его сниму без шума.

Я не сомневался, что при его то широких плечах и мускулистых руках цыган сумеет быстро свернуть часовому шею. Да и в морском деле он явно был не новичок, и, стало быть, знает, как управлять лодкой в открытом море. С таким напарником можно было идти на рискованное дело.

Но мы не успели обсудить в деталях план ночного побега, так как вновь явился китаец. Он выглядел гораздо более благодушным, чем обычно. На ломаном английском языке бывший рыбак объявил, что ему приказано сопровождать нас наверх вместе с телом умершего ночью пирата.

– Труп велено кидать море. Брать его рука-ноги и тащить вверх! Живо, живо!!!

Парнишка с удовольствием использовал каждую возможность покомандовать – почувствовать свою власть над нами. Но нас с Мирчей грозные крики молодого конвоира почему-то не особенно пугали, хотя широкое лезвие мачете в его умелых руках было страшным оружием. Но мы понимали, что мальчишка всего лишь пешка. А жизни наши всецело зависят от другого человека.

– О чём мечтает такой хороший солдат, как ты? – с насмешкой спросил конвоира Ходжи, и тут же получил простодушный ответ:

– Мне осталось резать ещё три голова и тогда большой капитан даст мне «Калашников» и возьмёт в дело. Я стану очень богатый и могу содержать родителей, семья брата и многочисленную родню, которой у меня почти половина деревни. Я единственный из наших парней хорошо знаю язык белых господ, и поэтому только меня одного большой капитан примет на службу, когда я уплачу ему взнос. Мои товарищи получили деньги за этот корабль и разошлись по своим деревням, а я достану ещё три голова и стану уважаемый человек.