Я отворил пред тобою дверь… - [26]

Секунду Павлов колебался — ему вдруг остро до боли стало жаль оставлять старика одного, наедине с древними, отжившими свой век вещами, нелегкими размышлениями, призраком брата, требующим успокоения своей душе, мелькнула в сердце даже какая-то неясная тревога, от чего оно испуганно сжалось, но услужливое воображение тут же нарисовало картину мучительного подъема ни свет ни заря., бешенной гонки по утреннему, сонному еще, и от того ворчливому и злобному более обычного городу и обязательного при всем при том опоздания на лекцию, чего он терпеть не мог и он, сжав зубы и цыкнув на щемящее необъяснимой тревогой и тоской сердце, отбросил колебания.

— Нет, Борис Романович, не могу Выбьюсь из графика, весь день пойдет насмарку Отпустите.

— Неволить не смею Извольте.

Старик поднялся и, указывая дорогу в полумраке своего тесного коридора, медленно зашагал впереди него к выходу Сзади было особенно заметно, что усталость, как-то вдруг навалилась на плечи старого князя — он сильно сутулился теперь, каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, казалось, он дряхлел буквально на глазах, словно этот длинный душный коридор как вампир вытягивает из старика последние силы и едва коснувшись двери, он лишиться чувств, а то и самой жизни Острое желание остаться рядом с князем, защитить его от чего-то неведомого вновь охватило Павлова, но вместе с ним нахлынуло и какое-то тупое эгоистичное упрямство.

— Нет, — сказал он себе грубо, как никогда не разговаривал с другими людьми, — нечего распускать нюни, — и отстранив старика сам отодвинул тяжелую задвижку — щеколду..

Он никогда не забудет и не простит себе этой фразы потом, но всегда его будет преследовать и ощущение, что сказал ее кто-то другой.

— Первый — десятому.

— На приеме.

— Сорок четыре.

— Ноль — ноль.

Это отнюдь не было абракадрброй Это была система — закодированных фраз, посредством которой общалась между собой его охрана Впрочем это отнюдь не было его изобретением — так работали все спецслужбы — наиболее часто употребляемые фразы заменялись произвольно взятыми сочетаниями цифр, чтобы ввести в заблуждение возможного противника, прослушивающего радиоволну. В принципе сегодня это не имело абсолютно никакого смысла, поскольку бывшие сотрудники бывших спецслужб, как хорошо известные согражданам надоедливые весьма домашние насекомые — по теплым и чаще — темным щелям — расползлись по всевозможным частным охранным агентствам и охраняли теперь кого не попадя, от сомнительных банкиров до совершенно определенных бандитов Никто из них как правило не брал на себя труд слегка пофантазировать, посему цифровые обозначения стандартных ситуаций употреблялись всеми практически одни и те же, привнесенные из прошлой их охранной жизни Но это был ритуал — и ему следовали Кроме того это было нечто, что как бы приобщало новых хозяев к касте подлинных небожителей — номенклатурных бонз прошлого, обладавших на деле такой державной властью, какая не снилась ныне ни обитателям Кремля, ни нуворишам, с полным на то основанием, вписываемым в число самых богатых людей мира Им было приятно, а телохранителям — привычно — все оставались довольны.

Он подумал об этом, краем уха слушая переговоры своей охраны, и усмехнулся В переводе на нормальный язык таинственный монолог означал всего лишь: «выезжаем — понял», но звучало гораздо внушительнее.

— Слаб человек — подумал он, в данном случае имея в виду себя, но поразмышлять на эту тему не успел — легким жужжанием напомнил о себе, укрепленный на ремне пейджер.

Сообщение было забавным: «Ставь на 17 и будь уверен в победе. 1001» В принципе, в их кругу принято было подписывать сообщения на пейджер не именами и фамилиями, а цифрами, обозначающими или номер пейджера отправителя, или номер его автомобиля — причиной была все та же пресловутая конспирация, о которой все очень пеклись, к тому же, так было быстрее и, значит, удобнее, присутствовал и некий элемент пижонства Дело, однако было в том, что никто из его приятелей такими цифрами не подписывался, и, главное, он почти никогда не играл в казино, а речь шла именно об этом — ничто другое просто шло в голову.

— Кто-то разыгрывает, хотя для шуток — рановато, — подумал он, — или ошиблись номером Интересно, кому и кто шлет такие послания?.

На самом деле интересно ему не было, ибо привычно исполнив вместе с суровой командой своих телохранителе сложный ритуал выхода из подъезда и посадки в автомобиль, он тут же забыл о странном сообщении, занявшись просмотром свежих газет, что делал всегда по дороге в офис — день начался, стандартный, расписанный по минутам, еще один день, еще одни шаг, еще одна маленькая ступенька на пути, последовательно и неотвратимо, ведущем его вверх, к просчитанной, выверенной и, стало быть, безусловно ему предназначенной, цели..

День, действительно, был как день — обычный В четыре пополудни, как это и было принято обычно, кампания приятельствующих и партнерствующих весьма крупных и в большинстве своем — заметных в обществе предпринимателей, политиков и чиновников, насчитывающая человек десять-двенадцать начала перезваниваться между собой и обмениваться сообщениями на пейджеры, с тем, чтобы определить место сегодняшнего ужина Это была традиция, сложившая в последние два-три года — вечером они почти каждый день собирались за ужином, чтобы обменяться информацией, договориться о каких-то совместных действиях и проектах, обсудить последние новости — по существу это были деловые совещания, продолжавшие напряженный рабочий день-ужин в данном случае был лишь хорошим предлогом и приятным дополнением, на дискуссия по поводу того какой из модных столичных ресторанов почтить сегодня своим присутствием тем не менее всегда была живой, а порой — бурной Это тоже было своего рода традицией.