Я оставлю свет включенным - [71]

– Мне нужно узнать, как отец, – заявил Даня.

– Я узнаю и расскажу. Еду, так и быть, принесу завтра. Чао-какао!

Глафира развернулась и решила вернуться тем же путем в усадьбу. По дороге прихватит немного белых грибов, чтобы у людей не возникло вопросов, если вдруг ее кто-нибудь встретит. Конечно, это не выдерживало никакой критики. Но она женщина в стрессе, никто не ждет от нее адекватного поведения.

– Что, вот так возьмешь и уйдешь? – окликнул ее Данила, о котором она уже успела позабыть. Глафира снова повернулась и с удивлением посмотрела на него.

– Даже не поцелуешь на прощание, прекрасная спасительница?

Глафира покачала головой:

– На тебя посмотришь, так кажется, что ты и воду в супермаркете стащить не сможешь.

– Я ничего не пер, я из будущего, – фыркнул Данила.

– Да, ты говорил. Веди себя хорошо, умник, пока.

И чтобы избежать дальнейших упражнений в остроумии, Глафира припустила бегом по направлению к дому. Сердце бешено колотилось. Она предала Марка, и теперь он имеет полное право предать ее.

* * *

– Ну как? – Татьяна испытывающе уставилась на мужа, который не спал с четырех утра ради дегустации ее кексов с черникой. Эдуард совершено не умел врать и не успел даже высказать мнение, как Татьяна выбросила их в мусорник. Странно, почему ничего не получается? Этот рецепт она узнала у Кати, когда та принесла материнскую выпечку в школу, чтобы угостить всех учеников. Надо признать, кексы Таше действительно тогда удались – в меру влажные, тающие на языке, как кусочек мороженого.

Татьяна строго следовала рецепту, даже выспросила у Кати, что в каком порядке делается. Вместо разрыхлителя использовала по старинке соду с уксусом. Но первая партия оказалась твердой как камень, а вторая почему-то горчила. Ей пора было выбегать из дома, чтобы не опоздать на работу, и эта третья партия была ее последним шансом. За те сорок минут, что пеклись кексы, она приготовила еду мужу на полдня (в обед заскочит и сварит ему свежий суп), помогла ему сходить в туалет и вымыла – с недавнего времени он не мог самостоятельно выполнять эти простые манипуляции. Поначалу жутко стеснялся жены, просил нанять сиделку, но Татьяна не хотела впускать в свой дом никого чужого. Людям только открой дверь, тут же пойдут слухи, домыслы, жалость и прочее, чего ей категорически не хотелось.

– Ты знаешь, неплохо! – воскликнул Эдуард, доедая кекс и глядя жене прямо в глаза. Значит, не врет. Татьяна выдохнула. – Где ты раздобыла этот чудный рецепт? Я бы не отказался еще от парочки.

– Милый, тебе нельзя, ты же помнишь про свой диабет? Не надо было съедать кекс до конца, – укорила она мужа, стряхивая с рубашки крошки прямо на пол и выбирая несколько, застрявших в короткой бороде. Эдуард махнул головой, ему не нравилось, когда жена вытирала его, словно младенца.

– Сколько там той жизни, Танечка, – отмахнулся Эдуард, – ну все, все, хватит, и так красивый. Ты лучше скажи, есть что праздновать?

– Нет, просто решила испечь к чаю с коллегами, – обтекаемо ответила Татьяна и принялась перекладывать кексы на большое блюдо и осторожно закрывать их фольгой, чтобы не зачерствели по пути к школу.

– Танечка, что происходит? Ты сама не своя! Это из-за той истории с опекой? Может быть, не стоило тебе туда лезть? – Муж подъехал почти бесшумно. Или это она привыкла к звуку коляски за эти пять лет? Взял за руку, она вздрогнула и чуть не уронила блюдо с выпечкой на пол.

– Там не только опека, это долгая история. – Она снова попыталась уйти от ответа на вопрос.

– Ты уже несколько дней обещаешь рассказать, – ласково пожурил ее муж.

– Я расскажу, обязательно, но сейчас просто нет времени.

Ловко вывернувшись из рук мужа, Татьяна вышла в прихожую, накинула легкое пальто – утром уже было немного сыро и прохладно – и спустилась во двор.

Аккуратно установила блюдо на переднем сиденье автомобиля и с максимальной осторожностью доехала до школы. В тот момент, когда она парковалась во дворе, прозвенел звонок. Татьяна заторопилась. Почти бегом бросилась на второй этаж, где у нее был урок в Митином классе, чуть не споткнулась на серых казенных ступенях, но в последний момент удержалась сама и удержала блюдо. Дойдя до класса, выдохнула, мотнула головой, откидывая волосы с глаз, и, открыв дверь, гордо зашла в класс.

– Здравствуйте! – с нарочитым энтузиазмом поприветствовала она детей.

Гробовая тишина. Не успев донести блюдо до учительского стола, Татьяна повернулась, чтобы удостовериться, есть ли в классе ученики. Все были на месте. Сидели молча и тридцатиглавой гидрой смотрели на нее. Татьяна поставила блюдо на учительский стол и улыбнулась:

– У меня сегодня день рождения, поэтому я решила принести вам небольшое угощение, – с ощущением человека, бодро идущего ко дну, сообщила она и тут же добавила, подпустив немного директорской стали в голос: – Ну же, не стесняйтесь, угощайтесь.

Она сдернула фольгу с блюда и махнула в сторону кексов.

– Где Митя? – вдруг спросила с задней парты Николь. – Это правда, что его навсегда забрали в детский дом?

Татьяна стушевалась. Ну почему она такая бесчувственная колода? Конечно же, детям нужно было изложить свою версию событий. Все-таки они знают Митю и дружат с ним. Она как педагог должна им все объяснить так, чтобы они все поняли. Это нужно не только им, это нужно и ей самой. После всего случившегося она ведь так и не была до конца уверена, что поступила правильно.