Я оставлю свет включенным - [42]

Митя ничего не ответил, лишь отвернулся и решил игнорировать девицу, так же как та игнорировала его сегодня утром. Но Николь не заметила его демарша.

– Знаешь, мне твое сочинение больше всего понравилось, – доверительно сообщила она Мите, кладя ноги под себя и натягивая на них платье.

– Ага, поэтому ты смеялась надо мной, – не сдержался Митя, не способный носить в себе обиды дольше пяти минут.

– Я? – поразилась Николь. – Я не смеялась!

– А то я не видел! – запальчиво воскликнул Митя, но в глубине душе слабо шевельнулась радость: она над ним не смеялась?

– То есть нет, я смеялась, – поправила саму себя Николь, – но не над тобой. Мне просто показалось, что ты хотел всех повеселить и поэтому написал такое смешное сочинение. Ведь обычно все эти «Мои каникулы» такая скукотища!

– Ты тоже так думаешь? – Обида мгновенно улетучилась, и Митя всем телом развернулся к собеседнице.

– Конечно! Ну кому интересно, кто к какой бабушке ездил! А вот у тебя было крутое сочинение. Ты что, летом книжек много читал?

– Читал, – кивнул Митя, – но в сочинении я написал всю правду, я ведь на самом деле был и принцем, и пиратом.

Николь снова засмеялась удачной шутке, не понимая, что он хочет ей сказать.

– Ты умеешь хранить секреты? – подвинувшись поближе, зашептал Митя.

– Да, – зачем-то понизила голос Николь и так широко распахнула глаза, что Мите они показались серыми омутами. Раз нырнешь в них – и пропал.

– Это все было на самом деле! – торжественно произнес мальчик.

– Да ладно, – улыбнулась Николь, – ты что, в кино снимался?

– Нет. – Он покачал головой. – Понимаешь, все говорят, что у меня очень развито воображение. Когда я читаю книжку, я прямо вижу себя там, среди героев, а иногда и сам становлюсь героем. Я проживаю эти события. И вот когда мы решили сделать макет пиратского корабля, Генрих Карлович дал мне книгу про Эдварда Тича и его корабль, я ее прочитал и представил себя этим самым Тичем. Я ел, пил, говорил и жил как он! Я видел его корабль и говорил, где что должно быть, чтобы мне было удобно командовать судном. И все вместе мы делали макет. Получилось очень круто, его сразу купили за много тысяч! – не выдержав, похвастался Митя и тут же продолжил: – А потом мы мастерили кукольный домик для Спящей красавицы, и я представил себя принцем: рассказал, как должен выглядеть лес, ров и так далее. Только никому не говори, а то они и так, наверное, считают меня дурачком, – подытожил Митя и пытливо заглянул в глаза Николь, ища там подтверждение того, что уж она его точно не предаст.

– Хорошо, – кивнула та. – Хорошее воображение – это круто, а вот у меня его совсем нет. И секретов тоже нет.

Она погрустнела, вздохнула и снова вперилась взглядом в лаковые туфельки, уже потерявшие свой нарядный вид. Но после такого откровенного разговора Митя уже был не намерен ее «отпускать».

– Да ладно, наверняка у тебя тоже есть какой-то секрет! Подумай, – настойчиво попросил он.

Николь нахмурила хорошенький носик, немного покопалась в собственных мыслях, а затем робко сообщила:

– Я боюсь темноты. Когда мама кладет меня спать, выключает свет и уходит, мне кажется, что из-под кровати сейчас вылезут монстры.

– Почему мама не может оставить свет включенным? – удивился Митя.

– Она говорит, что это глупости. Только никому об этом не рассказывай. – Николь посмотрела на Митю, ища в его глазах обещание сдержать тайну.

Тот немного обдумал то, что сообщила ему Николь, а затем серьезно кивнул:

– Хорошо. Я никому не скажу.

* * *

Голоса и шаги полицейских Таша услышала задолго до того, как те вошли в сад. Оглушенная недавней встречей, она двигалась и делала свои повседневные дела совершенно автоматически. Намазав пирог желтком, она оставила его подрумяниться в печи еще на две минуты. Чай заварен, через полчаса начнут подтягиваться гости. О том, как она переживет сегодняшнее чаепитие, Таша старалась не думать. От ее действий в последующие несколько часов зависит вся ее жизнь. И жизнь детей.

Дети. Почему их до сих пор нет? В затуманенном мозгу Таши начали возникать разные мысли, одна ужаснее другой. Но чем сильнее она гнала их от себя, тем прочнее они застревали в ее голове. Едва заслышав полицейских, она чуть не закричала от ужаса: с детьми что-то случилось!

Она выскочила во двор и безумными от страха глазами уставилась на Федора Никитича, которого сопровождал незнакомый мужчина средних лет. Таша прикусила кулак, чтобы не закричать.

– Ты чего такая шальная? – хмыкнул Федор Никитич и принюхался – аромат пирога с капустой перебивал даже сладкий дурман розы сорта «Императрица Фарах», находящейся на пике цветения. – Ох, вводишь ты меня в грех, Ташенька. Вот ведь как, с утра пораньше думаю: все, надо завязывать со сладким да выпечкой, спина болит, ходить тяжело, то-се, а к тебе как зайду, так про все и забываю.

– Что-то с детьми? – выдохнула Таша и опустила руку. Сердце снова забилось, руки по-прежнему тряслись мелкой дрожью. Случись что с Митей или Катей, вряд ли бы участковый сейчас пироги с ней обсуждал. Тогда… Тогда они пришли за ним. Захотелось одновременно кричать от радости и рыдать от ужаса.