Я — Одри Хепберн - [9]

Куда сложнее было научить Одри играть на сцене. Тем более что вскоре в Нью-Йорк приехал Джеймс Хэнсон. Вдова режиссёра спектакля, Раймона Руло, вспоминала: «Первые восемь дней работы с Одри были поистине чудовищны. Она играла из рук вон плохо, совершенно не понимая смысла текста, уходила из дома поздно вечером и приходила в театр рано утром страшно измученной…» Руло вынужден был поставить перед Одри ультиматум, и она скрепя сердце стала уделять меньше времени Хэнсону и больше репетициям.

Я буду чувствовать себя совершенно счастливой, если проведу всё время с субботнего вечера до утра понедельника у себя дома.

Учить Одри Хепбёрн сценическому искусству взялась опытная актриса Кэтлин Несбит, которая должна была играть бабушку Жижи.

«В первые дни репетиций меня можно было услышать только с переднего ряда, — вспоминала Одри. — Но я работала день и ночь. Каждый вечер, приходя домой, я проговаривала слова текста чётко и громко».

Кэтлин в свою очередь рассказывала: «Одри ужасно трусила. Она не представляла себе, что такое фразировка. Она не умела играть и выходила на сцену, как перепуганная газель. Но Одри обладала одним уникальным качеством — она умела очаровывать публику. Когда она появлялась на сцене, все смотрели только на неё».

Уроки Кэтлин не прошли даром, и к премьере Одри уже вполне уверенно держалась на сцене, а её голос можно было услышать не только в первом ряду партера. Но гораздо важнее для неё оказалось совсем другое — дело в том, что в Кэтлин Несбит она обрела не только наставницу, но и друга. В какой-то степени та даже заменила ей мать — Элла много сделала для дочери, но вот чего от неё было трудно дождаться, так это теплоты и доброго слова. Посмотрев на Одри в «Жижи», она сказала только: «Ты играла очень хорошо, дорогая, учитывая то, что у тебя нет никакого таланта». Другое дело Кэтлин — она всегда готова была поддержать, подбодрить, помочь в трудную минуту, то есть она как раз восполняла то, чего Одри недополучала от родной матери.

Их дружба длилась много лет, до самой смерти Кэтлин.

Поначалу я думала, какой головокружительный восторг буду испытывать, видя своё имя в огнях рекламы. Но это оказалось ничуть не похожим на успех в кордебалете. Остальные его участники могут помочь тебе. А когда ты в главной роли, ты можешь надеяться только на себя. И ты чувствуешь это.

Премьера «Жижи» прошла вполне успешно, отзывы критиков об игре Одри Хепбёрн были в основном положительные.

Саму пьесу при этом в основном ругали, спектакль находили вульгарным, но от Одри почти все были в полном восторге. Уолтер Керр из «Нью-Йорк Таймс» писал: «Она привносит простодушную невинность и остроумие подростка в роль, которая в иной ситуации могла бы стать неприятной». Ему вторил Брукс Аткинсон из «Нью-Йорк Таймс»: «Она создаёт живой и полнокровный образ, начиная с безыскусной неуклюжей девчонки в первом акте и до потрясающей кульминации в последней сцене. Перед нами великолепный пример настоящего сценического творчества — актёрского исполнения, которое отличается непосредственностью, ясностью и особым очарованием».

Находились, впрочем, и те, на кого очарование Одри не действовало, например драматург Ноэль Кауард записал в дневнике, что спектакль представлял собой «оргию преувеличений и вульгарности. Кэтлин Несбит хороша и величественна… Одри Хепбёрн слишком неопытна и довольно криклива, а спектакль в целом очень плохо поставлен». Но его голос утонул в хоре тех, кто полностью попал под неповторимое обаяние Одри Хепбёрн и уже не обращал внимания на недостатки её актёрской игры.

Гилберт Миллер тут же отреагировал на ситуацию — через несколько дней на афишах спектакля было написано уже не «„Жижи“ с участием Одри Хепбёрн», а «Одри Хепбёрн в „Жижи“».

У меня дрожат колени, но на этот раз не от страха, а от счастья!

4 декабря 1951 года лондонская «Таймс» опубликовала объявление о помолвке Джеймса Хэнсона и Одри Хепбёрн.

На самом деле до свадьбы было ещё далеко — Одри полностью погрузилась в работу над ролью Жижи, потом ей предстояли долгие съёмки в Риме, а все личные дела она отложила до следующего года, когда закончит с «Римскими каникулами». Так что вряд ли это объявление её порадовало, она и так устала отбиваться от вопросов журналистов о своей личной жизни, а теперь их стало ещё больше.

К тому же вполне вероятно, что её чувства к Хэнсону в то время начали уже остывать. Если на съёмках в Монте-Карло она смертельно по нему скучала, то в Нью-Йорке, вкусив настоящий успех, она могла впервые заметить, что работа становится ей дороже жениха. Тем более что она чувствовала — он не ценит её достижений по достоинству и не видит, как многого она уже добилась. «Я полагала, что быть звездой Бродвея означает, что тебя всюду будут приветствовать и поднимать в твою честь бокалы с шампанским. Но на самом деле со мной этого никогда не было. Я думала, что я буду вплывать в переполненные рестораны, и одной моей улыбки старшему официанту будет достаточно для того, чтобы мне нашли столик, — рассказывала она. И добавляла фразу, в которой мелькало что-то вроде затаённой обиды: — Но Джимми не хотел рисковать — он заказывал столик заранее».