Я обвиняю! - [11]

Когда осенью 1944 года мы ознакомились с найденной в одном из бандитских схронов-бункеров Чёрного леса инструкцией «Борьбы и деятельности ОУН во время войны», составленной Бандерой, мы поняли, что она даёт нам ключ к тайне уничтожения учёных Львова. Бандера и Оберлендер предлагали националистам: «Собрать персональные данные обо всех выдающихся поляках и составить чёрный список. Составить список всех выдающихся украинцев, которые в определённый момент могли бы пытаться вести свою политику». Злодейская инструкция составлялась в Кракове как раз в то время, когда гитлеровцы, захватившие старинный польский город, чудовищно надругались там над польской интеллигенцией.

6 ноября 1939 года научные работники и профессура Кракова были созваны в здание древнего Ягеллонского университета якобы на доклад оберштурмбанфюрера СС и будущего шефа гестапо Генриха Мюллера. Худощавый, невысокого роста гестаповец, одетый в серый френч, чёрные бриджи и высокие сапоги, выйдя на трибуну, окинул острым взглядом собравшихся седовласых учёных старинного польского университета и сказал: «В наших концентрационных лагерях у профессоров Кракова будет вполне достаточно времени для того, чтобы обдумать свои грехи против Германии и немецкого народа!»

Вслед за этой циничной фразой во всех дверях появились гитлеровцы. Они арестовали свыше ста восьмидесяти учёных. Значительная часть из них погибла в лагерях, в частности в застенках Заксенхаузена.

Арест краковской профессуры был для украинских националистов наглядным уроком, как лучше всего угождать своим немецким хозяевам. Они стали заносить в свои «чёрные списки» знакомых им понаслышке и лично профессоров Львова, одного из первых советских городов, который предполагали захватить немецкие войска.

Шайки убийц-оуновцев, возглавляемые немецкими «теоретиками по национальному вопросу», были готовы в любую минуту приступить к «очистке территории Западной Украины от нежелательных элементов».

Эта главная «боевая» задача немецких «специалистов по Украине» сейчас всячески затушёвывается верными и послушными наймитами тогдашнего рейха — украинскими националистами и клерикалами.

«Наши связи с немецкой армией частично охраняли организацию украинских националистов, её членов и деятельность от гестапо, — вынужден был признаться 5 мая 1960 года в Нью-Йорке один из самых кровавых бандеровских палачей — бывший начальник службы безопасности Бандеры Микола Лебедь. — Для немецкой же стороны деятельность ОУН имела ценность в планах па будущее, то есть на случай конфликта с СССР». Из этого признания, сделанного под давлением фактов, можно себе ясно представить позорную роль, которую сыграли украинские националисты во второй мировой войне и играют за рубежом сейчас.

…Среди лиц, курировавших украинских националистов и немецких карателей после захвата Львова, была одна зловещая фигура — высокий светловолосый га-уптштурмфюрер СС, с лицом, опухшим от постоянного употребления алкоголя. О нём нам неоднократно рассказывали дворники и жители домов, расположенных поблизости от Вулецких холмов. Долгие годы я не мог узнать фамилию этого кровавого палача, но по описаниям людей, видевших его во время львовских экзекуций, знал его так, словно сам побывал у него в руках.

…Уцелевший в ту страшную ночь, когда расстреливали львовскую профессуру, известный педиатр, а затем польский академик, профессор Францишек Гроер так рассказывал мне о своей первой встрече с этим гитлеровским офицером 3 июня 1941 года, когда профессора привезли вместе с другими учёными в бурсу Абрагамовичей: «Меня ввели в комнату, имевшую вид канцелярии. За столом сидел тот самый офицер, который меня арестовал, а возле него стоял очень высокий и крепко сложенный офицер СС со зверским, вспухшим лицом, как показалось мне нетрезвый и похожий на начальника. Он сразу же подскочил ко мне и, угрожая кулаками, заорал хриплым голосом: «Собака проклятая, ты немец, а изменил своему отечеству и служил большевикам! За это я убью тебя здесь же, на месте!»

Я отвечал сначала очень спокойно, но затем, видя, что меня не слушают, громче, что я совсем не немец, а поляк, несмотря на то что я окончил немецкий университет, был доцентом в Вене и говорю по-немецки…»

Вскоре после этого высокий офицер, переговорив с другими немцами, приказал Гроеру выйти во двор, гулять там, не производя впечатления арестованного, и лишь после окончания полицейского часа пойти домой. Прохаживаясь по двору, чудом избежавший смерти Гроер видел собственными глазами, как проводили на расстрел одну за другой группы избитых учёных.

В одном из них Гроер узнал Станислава Мончевского. Вслед за последней группой вышел и начальник с опухшими глазами. Он сказал нарочито громко часовым, кивая на арестованных: «А эти пойдут в тюрьму». «У меня создалось впечатление, что слова эти были сказаны исключительно для моего сведения. Подойдя к группе прислуги, начальник спросил:

— Здесь кто? Всё прислуга?

— Нет, я учительница! — ответила Кетти Демкив и шагнула вперёд.

— Учительница? — спросил начальник. — Тогда марш под стенку! — И он присоединил её к группе стоящих у стены учёных…»