Я обещала, и я уйду - [3]

-- Случилось чо?

-- Заметно?

-- Ничо не заметно.

-- А чо спрашиваешь? -- и Иринаповесиладолгую паузу. -- Ладно, Тамарка, беги.

-- Ага. Постой, ачо приходила?

-- Завтразаскочу, завтра, -- и Иринаисчезла.

Тамаркастояла, недоумевающая, встревоженная, ав зальчике бухало, внушительно и невнятно:

-- Астрахань, Астрахань! Пройдите во вторую кабину. Пройдите во вторую кабину.

ПокаИринаотпиралаи открывалаворота, пес прыгал вокруг, пытаясь лизнуть в лицо, повизгивал восторженно.

-- Хватит, Пиратка, хватитю Н вот, -- порылась в кармане, бросиласигарету. -- Наркоман!

Пират поймал лакомство налету, отнес подальше, чтобы никто не отнял, принялся лизать, жевать табак.

Ириназавеламашину во двор, вошлав сени, едване опрокинув фанерный лист с замороженными пельменями, проломилаковшиком лед, глотнулаводы.

В доме стоял храп и несло сивухой. Иринабрезгливо скосилась накомнатку, где спал зять. Сестрадемонстративно не поднялаголовы от стопки тетрадок.

-- Полунощничаешь? -- бросилаИринакак можно нейтральнее, проходя к себе. -- Твой опять нажрался?

-- Сама-то где шляешься?

-- Так, -- пожалаИринаплечами и скрылась задверью, повалилась, не сняв пальто, накровать, обернулась к стенке, накоторой висел немецкий трофейный гобелен: шестеркабелых лошадей несет во весь опор карету -- роскошная дамав окошке -- ашевалье аla д'Артаньян навороном скакуне пытается догнатью

В дверь постучали. Иринавскочила, принялась раздеваться со всею возможной беспечностью:

-- Войди!

-- Доктор твой приходил. Часадвадожидал.

Иринавнимательно глянуланасестру: знает -- не знает, сказал доктор -- не сказал? Поняла: знает.

-- Подтвердилось?

-- Вот, -- сестрадосталаиз карманалабораторное стеклышко.

-- Убери, -- заоралаИрина. -- Не хочу видеть!

-- Он тебя завтрас десяти ждет.

Иринавзглянуланадве фотографии набольшом, накрытом салфеткою ришелье домодельном буфете: отцаи матери: обе -- в траурных рамках, перед обеими -вазочки с искусственными гвоздиками.

-- Алька! Сколько раз маме операцию делали? И сколько онапрожила? Как ее всю измучили, изуродовали. Рентген, химияю А толку? Самарассказывала, что из их палаты ни однадольше трех лет не протянула. Ни-од-на!

-- Ей тогдабольше сорокабылою

-- Акселерация, -- грустно улыбнулась Ирина. -- А сколько папе делали переливаний, костный мозг пересаживалию Судьба, Алька, судьба! Наследственностью

-- Это, -- сестрасуеверно умолчаланазвание болезни, -- по наследству не передается.

-- Доктор сказал? -- в иронии Ирины скользнуло пренебрежение к медицине.

-- Но бороться-то все равно надо! Обязательно бороться! Помнишь про лягушку в молоке?

-- Ты, Алька, как масло сбивать, ученикам рассказывай. А я уже взрослая.

-- Дая ж тебяю

-- Знаю-знаю. Выкормила. Ты мне как мать. Я тебе по гроб. Все, все, хватит! Спать хочу! Слышишь? уйди! хочу спать!

Алевтинанамгновенье застылав обиде и вышла, привалилась к изнанке двери, заплакала:

-- Все гордые: умирают, умирают!.. A я -- дом тащи!

Иринаже водилапальчиком по гобелену и шептала:

-- Ведь вы меня вывезете снова, правда? Вывезете, а?.. 03.11.90 К утру хакас стих. Повалил мягкий, крупный снег. Иринаупихивалав багажник последние сумки. Пират носился возле.

-- Ну-ну, Пиратка, -- потрепалаИринасобаку. -- Вот тебе, сухой паек, -полезлав карман, досталанепочатую пачку, распечатала, аккуратненько разложиласигареты в будке. Пошлав дом.

Прощально-внимательно огляделась. Взялас комодаотцовскую фотографию, спряталав сумочку. Сорвалалисток с календаря, написаланаискосок: пианино можешь продать. Уезжаю наюг. Ира. Совсем было собралась выйти, но вернулась с порога, сняласо стены гобелен с каретою.

Возле автомобиля стоял мрачный, похмельный зять.

-- Раненько, -- сказалаИрина.

-- Молодая -- учить-то! Кудазагрузилась? -- кивнул назаднее сиденье, набарахло.

-- Развеяться. Погреться. Наюг.

-- В ноябре?

-- В ноябре, -- ответилаи уселась в машину.

Зять стал перед капотом твердо, как памятник большевику.

Иринавысунулась:

-- Отвали!

-- Тачку оставь и ехай кудахочешь. Наюг онасобралась. Разобьешь аппарат.

-- Машинамоя! -- крикнулаИрина, едване плача. -- Мне ее папаоставил.

-- Ага, твоя! Мы наей весь огород тащим, весь дом! А ну выходи!

Иринащелкнулашпеньком-замочком, включилапередачу.

-- Не выпущу, -- сказал зять и еще глубже врос в землю.

Иринасжалазубы, прижмурилась и потихоньку отпустиласцепление. Зятя ткнуло капотом. Иринапритормозила. Родственник накарачках выполз из-под машины, поднялся, забарабанил по крыше. Иринаударилапо газу, оставилапозади зятя, орущего набегу:

-- Эй! фонарь-то где разъ..ла?..

КогдаИринавыезжалаиз города, поневоле пришлось притормозить, чтоб выпустить с автостанционной площадки громоздкий ярко-красный ЫИкарусы: шофер заложил руль недостаточно круто и тыкался туда-сюда, загораживая дорогу.

Но Ирине наскучило ждать, и она, улучив мгновенье, заставилаЫжигуленкаы буквально выпрыгнуть из-под огромных автобусных колесю 03.11.90 -- 09.11.90 Долгого, с приключениями и встречами, поначалу -- зимнего -- пути: через пол-Сибири, через Урал и дальше: наюг, наюг, наюгю -- достало б, пожалуй, и нацелую повесть, но нас ждут нетерпеливо главные перипетии сюжета, потому длину одной только мелодии, нежной и печальной, той самой, что зазвучалаиз магнитолы, кудаИрина, разминувшись с ЫИкарусомы, вставилакассету, -- длину одной этой мелодии мы отмерим и нато, как затерянная, микроскопическая нафоне бесконечной тайги, ползла(Ирине казалось: летела) белая букашкапо белому же извилистому тракту; и нато, как у подножья изъеденной тысячелетиями каменной бабы сорвалась (Иринаменялаколесо) машинас домкратаи содралакожу с наманикюренного пальчика: горе, в сущности, пустячное, но не из-занего одного, видать, кричалаИриназвериным криком, билабессильными кулачками в холодную, равнодушную грудь земли; и нато, как в ночном коридоре грязной транзитной гостинички разбудил ее, тяжело спящую надиване, уголовного виданемытый жлоб и точно, больно -- Иринаи самане ждалаот себя такой прыти -- получил по яйцам; и нато, как бросал жгучие взгляды -- через зеркальце, под которым покачивался Микки-Маус, -- красавец-майор, алампочки наприборной доске не горели, ибо тащили Ыжигуленкаы не полстас небольшим собственных его лошадей, аполтыщи танковых, натросе, асзади-спереди гудели, ревели, чадили, рыли траками снег остальные машины дивизии; и нато, как накрупном, перекресточном посту остановил гаишник, дернул наверх, в стакан, и, поизучав документы, сообщил: