Я обещала, и я уйду - [2]

Погналапо улицам набешеной -- в контексте -- скорости, тормозилас заносом, вызывалапоходя предынфарктные состояния у встречных и попутных водителей, проносилась то под кирпич, то под красный, покавдруг -- вырвало из рук баранку -- не удариламашину задком об угол бетонного забораю

Спряталав ладони лицо. Посидела, приходя в себя. Выбралась наружу -осмотреть повреждения. Потрогаласмятое крыло, непонятно зачем подобрала, датут же и бросила, пластмассовые осколки фонарика.

Вернулась заруль и уже спокойненько тронулась с места.

Театральная вахтершакивнулаИрине как знакомой, и тапошлапыльными закулисными коридорами-переходами, поднялась в звукобудочку. Запультом сидел тощий пятидесятилетний бородач в подпоясанном свитере с кожаными заплатами налоктях.

-- А, Ириша! Привет. Заходи, -- обернулся намгновенье и сновауставился сквозь двойное звуконепроницаемое стекло в зал, надальнем конце которого, насцене, репетировали ЫДаму с камелиямиы.

Душераздирающую сцену Маргариты Готье с отцом сожителя прервал вскочивший наподмостки режиссер, стал объяснять, показывать.

-- Музыку, Толя! -- заорал вдруг истошно. -- Дай этим бесчувственным ослам музыку!

-- Чувственный осел, -- буркнул бородач и нажал накнопку. В зал понеслась трогательная темаиз ЫТравиатыы. -- Что с тобой? -- глянул, наконец, наИрину внимательнее.

-- Я, Толенька, уезжаю.

-- Куда? когда?

-- Насовсем.

-- Стоп, стоп! -- донесся голос со сцены. -- Толя, дай сначала!

Толя включил перемотку, скрипки завизжали быстро и наоборот.

-- Холодно здесь, -- поежилась Ирина. -- Ветер. Наюг, наюг, наюгю

-- А и правильно, -- отозвался Толя, пустив скрипочки. -- С твоими даннымию Это мы прибываем сюдаю наконечную. А тебею Благословляюю -- и сделал соответствующий жест.

-- Почемую наконечную?

-- Блестящий выпускник Ленинградской консерватории, -- продемонстрировал Толя себя. -- Автор симфонии ЫСлово о полку Игоревеы. Помнишь, у Чехова? Жизнь человеческая подобнацветку, пышно произрастающему в поле. Пришел козел, съел -- и нет цветка.

Иринавстала, пошла. Но задержалась в дверях:

-- Послушай, Толя. Анатолий Ивановичю

Тот обернулся.

-- Я тебе что, совсем не нравлюсь?

-- Ты?

-- Почему ты ни разу не попытался переспать со мною? Я ж тебе чуть не нашею вешалась.

-- Ирочка, деточка!.. -- состроил Анатолий Иванович мину уж-жасных внутренних мучений. -- Я старый больной человек. Неудачник. Живу в общаге. Бегаю утром по крыше -- чтобы аборигенки не смеялись. А сегодня, -- развел руками, -- дует хакас.

-- Я не жениться зову -- в постель. Впрочем, конечно: ты благороден. Ты в ответе завсех, кого приручил. Потому, наверное, и недоприручаешь. Или, может, тебе уже нечем? Возрастные изменения?

-- О-го! -- выразил Толя восхищение. -- Злая! И не подумал бы!

-- Я не злая! Я красивая! Я самая красивая в этом городе! Не так? И самая девственная! Смешно?

-- Толя, Толя! ты чего, оглох?! -- неслось истеричное режиссерово из зала. -- Стоп! выруби!

Анатолий Иванович, буркнув под нос:

-- Мейерхольд! -- остановил скрипочки.

Режиссер сноваполез насцену: показывать. Покрикивал, помахивал рукамию

-- Так ты еще и девственница? -- полуспросил-полуконстатировал Анатолий Иванович. -- Как интересно! Или этою метафорически?

-- Фактически! -- выкрикнулаИрина. -- Тьфу! шут гороховый! -- и побежалавон.

Возле машины ждал-перетаптывался квадратный парень.

-- Опять? -- спросилаИрина.

-- Чо ты тут делала?

-- А что, Васечка, нельзя?

-- Он у меня допрыгается, твой ленинградец.

-- Эх, был бы мой! Убьешь?

-- А мне не страшно: я уже там побывал.

-- Может, лучше меня убей?..

-- Не-а. Натебе я женюсь.

-- Точно знаешь?

-- Точно.

-- Ну и славаБогу.

-- Где тачку-то раскурочила? Сколько тебе говорили: не можешь -- не гоняй. Крылышко отрихтуем, авот фонарью

-- А ты б, когдаучил, меньше лапал, -- я б, может, уже и моглаю Ладно, инструктор, садись! Садись заруль и вези кудахочешью

-- В смысле? -- недопонял Васечка.

-- В том самом, -- вздохнулаИрина.

-- Ну ты даешь!

-- Ага, -- кивнулаи занялапассажирское сиденье.

ЫЖигуленокы взвыл, вильнул задом, рванул заугол.

Белые лебеди с гнутыми роскошными шеями плавали под полной луною, отражаясь от глади прудау подножья таинственного замка.

-- Уйди, Васечка. Мне надо одеться, -- сказала, не открывая глаз, лежащая наспине Ирина.

-- Ты чо, не останешься?

Ириначуть качнулаголовою.

-- Чо ж я мать тогдаотправлял?

Помолчали.

-- Ладно, я терпеливый, понимаю, -- татуированный Васечкавстал, собрал одежду, скрылся заситцевой занавескою, отделяющей альков от горницы.

Иринаселанапостели.

-- Вот я и женщина, -- выдохнулаедваслышно. Отвернулалоскутное одеяло, посмотреланарасплывающееся по простыне кровавое пятнышко. -- Фу, гадость. -Помялаладошкою грудь, ту самую, в которой Антон Сергеевич, кажется, обнаружил опухоль.

ПодружкаТамарка, одноклассница, девицапрыщавая и вообще некрасивая, работаланаместной междугородной, в беленом толстостенном полуподвальчике старого, прошлого векаеще, купеческого дома. Иринаподошлас задворок, прильнулак стеклу, присев накорточки -- тамаркинасмена! -- и постучала.

Тамаркаобернулась, узналаподругу, обрадовалась, отперлачерный ход.