15
Ух, ты радость-то какая! Никакой не Никита Владимирович, а очень даже Павел Александрович. Почему-то мысль о том, что это к нему я вчера могла полезть целоваться либо расцарапывать физиономию, вызывала у меня куда меньший ужас.
В руках Павла Александровича — стакан с пузырящейся жидкостью ядовитого малинового цвета.
— Я слышу, вы проснулись?
Он совершенно невозмутимо передал мне стакан, словно бы ничего особенного не произошло и я каждый день просыпаюсь на этом диване, а он мне несет какую-то гадость в постель.
— Что это? — я, конечно, догадывалась, но следовало уточнить.
— Средство от похмелья, друг привез из Германии. Пейте до дна, а потом позавтракаем.
Слово «завтрак» вызвало неприятное ощущение в желудке. Вряд ли я смогу позавтракать в ближайшие лет двадцать. И пообедать. И поужинать.
— Пейте, через полчаса будете как новенькая.
Я ему не слишком поверила, но все-таки приложилась к стакану. Во-первых, пить действительно хотелось, а во-вторых, кажется, вариантов у меня было не так уж и много.
— Если есть что-то такое, что мне следует знать, скажите мне об этом сейчас, как бы ни чудовищны были эти известия. Я что-нибудь ужасное творила на корпоративе?
— Не успели. Мне удалось извлечь вас оттуда до того как… Правда, за несколько минут до этого вы беседовали с Никитой Владимировичем, подробностей я не знаю.
Так-так, что-то такое смутно припоминается. Бармен заливает в стакан разноцветные слои чего-то явно любопытного, а Павел Александрович, сжав меня чуть ли не в страстных объятиях, мягко, но уверенно выводит из помещения.
— И мы поехали сюда?
— Если бы. Вы требовали продолжения банкета, поэтому мы поехали на дискотеку.
Кажется, снова вспоминаю. Гремящая музыка, какие-то яркие пятна, и очень красивый мужчина рядом. Кажется, очень красивый мужчина — это все-таки Павел Александрович, но я не уверена.
И да, я просто богиня! Я прекрасна и сексуальна. Если бы еще не так шатало на каблуках, моему танцу позавидовали бы все эти длинноногие грудастые дамы из клипов. Я цепляюсь за стойку, чтобы продемонстрировать свой коронный прогиб (какой к черту коронный прогиб! никогда в жизни у меня его не было!) и мы падаем вместе со стойкой. И сильные руки красивого мужчины снова куда-то меня волокут.
Черт, кажется, по цвету я сливаюсь с малиновым содержимым стакана.
— А что после?
— После мы приехали ко мне.
— А почему? Можно же было просто отвезти меня домой!
— Я пытался, — отвечает Павел Александрович, — но вы настаивали на том, что мы едем ко мне.
— Почему? — это был явно вопрос не к нему, вырвалось.
И все-таки Павел Александрович ответил:
— Кажется, потому что я милый и не таскаю с собой всяких драных кошек.
Туше.
Шах и мат.
Нокаут. Что там еще?
— Я вообще-то не пью, — я понимала, как глупо и беспомощно это звучит от человека, с навсегда потерянной репутацией, но попытаться следовало.
— Я вам верю, — сказал Павел Александрович.
Я подозрительно на него покосилась, но выглядел совершенно серьезным.
— А почему вы со мной возились?
Еще один глупый вопрос, но я должна была его задать.
— А что не надо было?
Конечно, надо было. Если бы весь этот цирк я устроила на корпоративе, сейчас бы я не сидела, мирно попивая этот мерзостный коктейль, а искала бы в интернете лучший способ покончить с собой. Но зачем это мне — более или менее понятно, а вот зачем все это ему — другой вопрос.
— Профессиональная деформация, если хотите. Когда я встречаю нетрезвых барышень в возрасте моих учениц, почему-то возникает желание оградить их от возможных неприятностей, хотя барышни в возрасте моих учениц уже давным-давно совершеннолетние и вполне бы могли озаботиться этим сами.
Понятно. Выглядело, конечно, как упрек, но почему-то сразу стало легче. Если Павел Александрович, возясь со мной, всего лишь реализовывал какие-то свои скрытые комплексы, то вроде как я ему не слишком и задолжала. По крайней мере, можно сделать вид, что не очень задолжала. Потому что человек, который в очередной раз спасает твою карьеру, наверное, все-таки немножечко да кредитор.
Он взглянул на часы.
— Вам, должно быть, уже легче. Думаю, вы можете умыться и позавтракать.
Как ни странно, мой организм был с ним почти согласен. Могу.
— А где?.. — начала спрашивать я, но Павел Александрович уже выдвинулся в сторону предполагаемой ванной.
Смотреть в зеркало не хотелось. Что-то мне подсказывало, что ничего похожего на вчерашнюю принцессу мне сегодня не покажут. Поэтому я сначала долго умывалась, плеская в лицо холодной водой, терла глаза, смывая потоки туши, и только потом осмелилась поднять взгляд, чтобы встретиться лицом к лицу со своим отражением.
Странно, ничего ужасного мне там не показали. Может быть, чуть-чуть припухшие глаза, но вообще никаких особых следов вчерашнего гуляния на лице не осталось. Более того сейчас без косметики я выглядела, как та самая школьница. Вот и славно! Насколько я понимаю, это самый не любимый Павлом Александровичем типаж, судя по его рассказам, от школьниц у него до сих пор начинает дергаться глаз.
Я несмело вышла из ванной. Несмотря на вполне приличную обстановку, назвать квартиру Павла Александровича хороминой, было трудно. Три комнаты. Да, неплохой ремонт, да, уютненькая обстановка, но кухню найти можно без посторонней помощи и без компаса.
