Я не помню, как провел лето - [27]
Понимания у родителя это не нашло.
— Что за удовольствие кататься на этих недолыжах?
— Доска — не лыжи.
— Во-во! Хотя, если аккуратно распилить по вдоль и края напильником обработать…
В общем, мы тот день провели в Челобино, вернувшись в город почти на закате, а за отсутствием печки, лыжи, доску, ботинки и прочую снарягу просто скинули в коридоре. Тут-то гости и заявились.
— О, как домой пришел! — обрадовался бардаку айтишник, — У меня тоже в прихожей такой натюрморт.
За чаем нас с отцом начали соблазнять Мамаем.
— Есть два места в группе. Домик забронирован, выезд через неделю. Дровосек, — приятель отца кивнул на айтишника, — там уже не в первый раз.
Айтишник со вкусом и знанием дела принялся описывать красоты, отсутствие ветров, мягкую погоду и мягчайший снег, который, кроме как в Сибири, остался только в Британской Колумбии, что в Канаде.
— Но там теперь все ухожено, облагорожено и дорого. И, главное, не осталось "духа фрирайда". Понимающий народ из Канады начал в Сибирь летать, да и у европейцев Мамай стал популярен.
— А что такое этот "дух фрирайда"? — поинтересовался отец.
— Дух появляется обычно на второй день, иногда на третий. Когда в маленьком доме висит и сохнет катальная одежда, стоят ботинки, пыхтит буржуйка, выбрасывая дым и сажу, на газовой плитке варится снедь, ходят люди, которые о мытьве и думать забыли.
Все это сочетание запахов соединяется и настаивается с каждым днем, образуя тот самый "дух фрирайда", который для обычного человека, не погруженного мягко в атмосферу, покажется лютой вонью и, скорее всего, собьет дыхание и выест глаза, — с академичными интонациями объяснил айтишник, — Что до покатушек, то в среднем в день мы набираем около 1000 вертикальных метров — это 2–3 скатки. А путь в гору (если не досталось скитура) — это крутой подъем с легкой корочкой на тропе, из-за чего лыжа иногда скользит вниз под легкий и незлобный мат. Порой приходится тропить, прокладывая свою дорогу. Выматывающее занятие, но интересное, — айтишник вздохнул и мечтательно прищурился, — Вы не представляете, как это здорово! Стоять под лунным светом, что озаряет вершины, где ещё сохранились твои следы. Смотреть на удлиняющиеся тени и завихрения дыма из печек рядом стоящих домов. Слушать шуршание снежинок и думать: "Да когда ты из Лисы вылезешь?!"
— Лиса? Там лис много? — невпопад спросил отец.
— Не-ет! Лиса — это туалет на улице, метрах в пятидесяти от домика. Называется так, из-за бахил RedFox, которые мы надеваем поверх шлепок для похода в сие место.
Под впечатлением рассказа айтишника мне тоже захотелось выдать что-нибудь интересное. Например, о том чудике, который сегодня в челобинском кафе подсел к нашей компании и стал задавать дурацкие вопросы: что такое параплан, как на нем летают и можно ли его сделать своими руками. "Ну, почти своими и почти руками," — вставил чудик непонятную оговорку. Ему ответили, что если так горит свернуть шею, то самостоятельно сваять дельтаплан гораздо легче. "Шея не проблема, — отмахнулся чудик, — А в дельтаплане обязательно каркас должен быть? Тогда лучше о параплане расскажите."
Странный парень и вопросы странные, однако, на интересную историю это не тянуло и я смог промолчать и не позориться.
А через неделю мы ехали на Мамай, и все было так, как расписывал айтишник по прозвищу Дровосек, и даже лучше, но…
— Понимаешь, — замялся я, — я на каникулах хотел к тете Лизе в гости сходить. На неделю, может, на две.
— Ясно, — отец несколько окаменел лицом, — Что ж, Лана говорила, что когда кровь проснется…
Отец, не договорив, вздохнул, потрепал меня по голове и ушел. Я сильно сжал зубы, ругая себя, что не сказал о своих планах раньше. Отец ведь наверняка созванивался с людьми, бронь оплачивал. Хотел мне сюрприз сделать. "Два свободных места в домике." Ага, я так и поверил!
— На тебя пельмени варить? — донеслось из кухни.
— Обязательно! — с облегчением откликнулся я, — Только без лаврушки!
— Поздно! — отец демонически хохотнул. Все-таки мстительный у меня предок!
Когда я летом вернулся из своего первого самостоятельного похода в Междумирье, то очень не сразу решился рассказать об этом отцу. Там много всего намешалось. И "а вдруг не поверит". И "а вдруг поверит, но захочет запретить… все". И… И моя не очень-то героическая роль в произошедших в Междумирье событиях. Я там был не участником, а, скорее, соучастником. Главный герой второго плана. Самые драматичные моменты и вовсе прослушал, как какую-то радиопостановку. Правда, я при этом валялся связанным в кузове пикапа с антигравитационным приводом, но кто знает, на что способны медиа-компании для привлечения аудитории? Там, конечно, еще планировалось проведение маготехнического ритуала со мной в роли жертвы, но, к счастью, не сложилось. В самый последний момент мне, неко-девушке Ауке и начальнику нашего отряда господину младшему советнику Ениоху Стуризу нашли замену, чему я был только рад.
Ну и как все это рассказать отцу? И надо ли о таком рассказывать? А, может быть, лучше наврать-напридумывать ерунды какой-нибудь?
Неделю я маялся… дурью, как потом выяснилось. Отец и так все знал. Ну, почти все. Видимо, какая-то связь с Междумирьем у него была. А уж с кем там он связывался — с тетей Лизой, стражем прохода, или с отцом Марса, бывшим сотником обережной стражи, — не так важно. И ведь не намекнул даже! Позволил мне самому сделать выбор. И я уверен, отец принял бы любое мое решение. И запрещать походы в Междумирье не стал. Просто в одном случае я бы сам ему рассказывал о том, где был и что видел-делал, а в другом… Нет, первый вариант лучше. Хорошо, что именно его и выбрал.
ЛитРПГ. Никакого ЖЮФ. Чистый тестостерон. Брутальный герой-одиночка, практически "один-на-льдине" 30.10.14 закончено.
Ёбург-на-болоте бурлил и колготился. Со всех сторон в город собирались игроки. Клановые и одиночки, донаторы и работяги, палладины и бандиты. На этот день, на день Премьеры, администрация объявила Великое Перемирие. А чтобы слова не остались чисто "декларацией о намерениях", на двенадцать часов программно запретили в выбранных для Премьеры городах возможность получения или нанесения урона и совершения кражи. ПэКашники с багрово-алыми никами бродили по городу, как дети по музею конфет, и ежеминутно доставали стражников дурацкими вопросами.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.