Я надену платье цвета ночи - [7]

— Сердечно благодарю вас, сэр, — сказала она вслух.

Что ж, неплохо, но тут дверца кареты снова распахнулась и на землю ступила ножка в изящной белой туфле. Это была она: Анжелика или Летиция или ещё что-то эдакое, цветочное. На самом деле, Тиффани отлично знала, что барышню зовут Летиция, но можно же себе позволить немного злой иронии, хотя бы в собственных мыслях? Летиция! Вот так имечко. То ли название салата, то ли кто-то чихнул. Кроме того, какое право она имела не пускать Роланда на Прополку? Он обязан был присутствовать здесь! Его отец обязательно пришёл бы, если б смог! А эти крошечные белые туфельки! Сколько они протянут, если их хозяйке придётся заняться каким-нибудь стоящим делом? «Немного злой иронии вполне достаточно», — остановила себя Тиффани.

Летиция посмотрела на Тиффани и других крестьян с лёгким испугом.

— Пожалуйста, давай поедем? Матушка уже злится.

Карета уехала, шарманщик, слава богу, ушёл, солнце село, на выгон опустился тёплый вечер, скрыв пожелавшие остаться на ярмарочном поле парочки. Но Тиффани улетела домой одна, высоко-высоко в небе, где её лицо могли видеть лишь совы да летучие мыши.

Глава 2. ЗЛАЯ МУЗЫКА

Она успела поспать всего час, прежде чем начался кошмар.

Позднее Тиффани чаще всего вспоминался глухой стук, с которым голова мистера Пуста колотилась о стены и перила, когда она вышвырнула его из кровати, и, ухватив за грязную ночную рубаху, поволокла вниз по лестнице. Он оказался весьма тяжёлым и полусонным, а на другую половину — мертвецки пьяным.

Главное было не дать ему времени очухаться, хотя бы на секунду, пока она привязывала его к своей метле, словно тяжёлый тюк с грязным бельём. Пуст весил больше Тиффани раза в три, но это не проблема, если грамотно использовать закон рычага. Если не умеешь управляться с теми, кто тяжелее тебя, лучше оставить работу ведьмы. Иначе как ты, например, переменишь постель лежачему больному? Чуть позже Пуст скатился по трём ступеням в маленькую кухню её хижины и наблевал на пол.

Это её не огорчило, скорее, наоборот. Поваляться в луже собственной блевотины было наименьшим, чего этот Пуст заслуживал, но сейчас Тиффани следовало поскорее брать ситуацию под контроль, потому что у него было время придти в себя.

Как только началось избиение, миссис Пуст, больше похожая на мышь, чем на женщину, вылетела из дома и с криками рванула по улице к ближайшему деревенскому пабу, а отец Тиффани немедленно послал мальчишку с известием к дочери. Мистер Болит был человеком предусмотрительным, он понимал, что пьяное веселье ярмарочного дня может очень быстро обернуться своей плохой стороной, и оказался прав. Когда Тиффани стартовала от дома Пустов к своей хижине, злая музыка уже началась.

Тиффани ударила Пуста по лицу.

— Ты слышишь? — спросила она, махнув рукой в сторону тёмного окна. — Слышишь? Это злая музыка, они играют её для тебя, мистер Пуст, для тебя. У них дубины! И камни! И всё прочее, что оказалось под рукой, плюс кулаки. А ребёнок твоей дочери мёртв, мистер Пуст. Ты так сильно избил свою дочь, мистер Пуст, что её малыш умер. Её сейчас утешают женщины, а мужчины знают, что это твоих рук дело, все знают.

Она уставилась в его покрасневшие глаза. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, потому что он был человеком, которому кулаки заменяли мозги. Скоро он пустит их в ход, Тиффани это знала наверняка, бить было гораздо проще, чем думать. Мистер Пуст прокладывал свой путь по жизни кулаками.

Злая музыка приближалась медленно, потому что бродить по полям в темноте было нелегко, особенно накачавшись пивом, и не важно, насколько праведный при этом твой гнев. Она лишь надеялась, что они не сразу заглянут в амбар, иначе они немедленно повесят Пуста, как только поймают. Ему ещё повезёт, если просто повесят. Она-то в амбар заглядывала, и сразу поняла, что одно убийство уже совершилось, а без её вмешательства неизбежно совершится и второе. Она успела наложить на девушку заклятье, чтобы облегчить её боль, которая покинула тело бедняжки и зависла над правым плечом Тиффани, как маленький шарик, сияющий призрачным оранжевым светом.

— Всё из-за того парня, — пробормотал Пуст; блевотина капала изо рта ему на грудь. — Вскружил девке голову, так что она больше не слушала ни мать, ни меня. А ведь ей всего тринадцать. Скандал.

— Вильяму тоже тринадцать, — возразила Тиффани, стараясь говорить спокойно. Это было непросто, гнев так и рвался наружу. — Она, по-твоему, была недостаточно взрослой для небольшого романа, но достаточно взрослой, чтобы избить её так, что у неё кровь потекла отовсюду?

Она не могла точно сказать, вернулся ли к нему разум, потому что у Пуста даже в лучшие времена разума было совсем немного, практически, нулевое количество.

— Они неправильно поступили, — бормотал Пуст. — Мужчина должен поддерживать порядок в доме, разве не так?

Тиффани могла себе вообразить, как ругались в пабе, прежде чем начала звучать злая музыка. В деревнях Мела оружия не держали; здесь держали серпы, косы, ножи и большие, большие молоты. Всё это не оружие, пока ты не шарахнешь им кого-нибудь по голове. А ещё все знали, какой у старины Пуста вспыльчивый нрав: его жена не раз и не два врала соседям, что получила синяк под глазом, случайно ударившись об дверь.