Я надену платье цвета ночи - [17]

Но ведь старуха не имела никакого отношения к пропаже баронского сына, верно? Он попал в страну эльфов, и разве не сама Тиффани ходила туда, чтобы спасти его? Но никто больше о той старушке не вспоминал, так? Если пройти мимо её могилы летом, цветы наполняли воздух ароматом, а пчёлы — цветом мёда.

Об этом предпочитали помалкивать. Да и что тут скажешь? Невиданные цветы выросли на могиле старушки и кошачья мята на могилке кота? Это тайна, а может, и приговор, хотя чей приговор, кому и за что, лучше даже не думать, и уж точно — не говорить. Тем не менее, над останками предполагаемой ведьмы постоянно цвели цветы — как такое возможно?

Тиффани никогда не произносила этот вопрос вслух. Семена обошлись недёшево, и топать за ними пришлось аж в дальние Дверубахи, но она поклялась себе, что каждое лето эта красота будет напоминать крестьянам о старухе, которую они затравили до смерти. Она сама не знала, зачем поступила именно так, но в глубине души ощущала, что это правильно.

Закончив копать глубокую, но маленькую могилку посреди быстролюбок, Тиффани огляделась, чтобы убедится, что её не увидит какой-нибудь ранний путник. Потом двумя руками закопала ямку, прикрыв её листьями и посадив сверху забудки.

Не то чтобы тут было для них очень подходящее место, но зато эти цветы растут быстро, и, что важно… за ней кто-то следил. Главное, не оглядываться. Она точно знала, что её невозможно заметить. За всю свою жизнь Тиффани встретила лишь одного человека, более искусного в маскировке, и это была Матушка Ветровоск. Кроме того, вокруг всё ещё клубился туман, а если бы кто-то пошёл по тропе, она бы его услышала. Но это была явно не птица или зверь, их взгляды ощущались иначе.

Ведьмы никогда не оглядываются, потому что предполагается: они и так знают, кто стоит за спиной. Обычно об этом нетрудно было догадаться, и на этот раз все чувства говорили ей, что здесь нет никого, кроме Тиффани Болит, но, каким-то странным образом, она ощущала, что чувства ошибаются.

— Слишком много дел, слишком мало сна, — сказала она вслух, и ей послышался тихий ответ:

— Да.

Похоже на эхо, только неясно, эхо чего.

Она полетела прочь со всей возможной скоростью метлы, и то, что эта скорость была невелика, сослужило ей, наконец, добрую службу: она надеялась, что её уход не выглядит, как бегство.

Безумие. Ведьмы предпочитают не говорить о нём, но никогда не забывают, что оно всегда рядом.

Безумие, или, точнее, его отрицание, было главным секретом и душой ведьмовства, так это работало. Со временем ведьма, которая, согласно традиции, почти всегда делает свои дела одна, становится немного… странной. Разумеется, время это зависит от силы ведьмы, но рано или поздно ты начинаешь путать добро и зло, правильное и неправильное, правду и её последствия. Очень опасное состояние. Поэтому ведьмы всегда присматривают друг за другом, чтобы сохранить здравый рассудок или, по крайней мере, то, что считается таковым среди ведьм. Ничего особенно сложного: просто попить вместе чаю, попеть песни, прогуляться по лесу — и вот ты уже можешь спокойно смотреть на рекламу пряничных домиков, не делая сразу же первого взноса за покупку.

Потенциальное безумие изрядно беспокоило Тиффани. Миновало уже два месяца с тех пор, как она навещала подружек в горах, и целых три месяца после её последней встречи с мисс Тик, единственной ведьмой, которая рисковала спускаться на равнины. Ходить по гостям было некогда. Слишком много дел. «Может, в этом и хитрость, — думала Тиффани. — Если ты постоянно занята, тебе становится просто некогда сходить с ума».

Когда она подлетела к кургану Фиглов, солнце уже стояло высоко; Тиффани была потрясена, увидев, что Эмбер сидит на кургане в окружении фиглов и смеётся. Когда Тиффани припарковала свою метлу в кустах, кельда её уже поджидала.

— Надеюсь, не сердишься ты, — сказала кельда, увидев лицо Тиффани, — солнце великий целитель есть.

— Дженни, твои утешалки просто чудо, но ей нельзя вас часто видеть, она может кому-нибудь рассказать.

— О, мы ей покажемся лишь сном, утешалки позаботятся о том, — спокойно возразила кельда. — Да и кто послушает мал-мала девицу, болтающую небылицы про фей?

— Ей уже тринадцать! — возмутилась Тиффани. — Это опасно!

— Разве она не весела есть?

— Да, но…

Взгляд Дженни стал твёрдым, словно сталь. Она всегда уважала Тиффани, но уважение требует взаимности. В конце концов, курган был владением Дженни, и прилегающие земли, вероятно, тоже.

Тиффани ограничилась лишь замечанием:

— Её мать будет волноваться.

— Неужто? — сказала Дженни. — Вельми ли волновалась она, когда колотили бедняжку?

Тиффани была вынуждена признать, что кельда вновь её победила.

Многие считали Тиффани вострой, как бритва, но твёрдым серым взглядом Дженни сейчас можно было рубить стальные гвозди.

— Ну, мать Эмбер, она… Как бы сказать… Не слишком умна.

— И я то слыхала, — кивнула Дженни. — Звери тоже не больно умны, но олениха завсегда заслонит от беды оленёнка, а лиса за своих лисят станет против собаки, не дрогнув.

— Люди устроены сложнее.

— То заметно, — ледяным голосом сказала кельда.

— Твои утешалки, кажется, помогли. Не пора ли вернуть девочку в сложный мир людей?