Я надену чёрное - [90]
— Ведьмы меня убьют? — охнула Тиффани.
— Конечно. Ты же ведьма, и ты хорошо знаешь, что всегда повторяет Матушка Ветровоск: «мы не занимаемся благотворительностью, мы делаем то, что должны». Либо он, либо ты, Тиффани Болит. Проигравший умирает. В его случае, я с горечью должна сообщить, что мы увидим его снова через несколько столетий. А на твоем, предлагаю не останавливаться.
— Постой-ка, — сказала Тиффани, — если они собираются сражаться с ним и со мной, почему бы нам не собраться вместе и не дать ему отпор?
— Ага, конечно. Ты будешь им рада? Чего ты хочешь на самом деле, Тиффани Болит? Здесь и сейчас? Выбор твой. Мнение прочих ведьм о тебе, я уверена, не станет хуже. — Эскарина какое-то время помедлила, а затем добавила: — Что ж, думаю, они будут снисходительны.
«К ведьме, которой бросили вызов, и которая сбежала? — подумала Тиффани. — Они будут к ней снисходительны потому, что знают, она никуда не годится. А если ты сама себя считаешь никуда не годной, значит — ты не ведьма». Вслух она произнесла:
— Да лучше я умру, оставаясь ведьмой, чем буду девчонкой, к которой они отнесутся со снисхождением.
— Мисс Болит, вы проявляете почти греховную самонадеянность, ошеломительную гордыню и самоуверенность, и должна сказать, от ведьмы я ничего иного и не ожидала.
Окружающий мир слегка задрожал и вдруг изменился. Эскарина исчезла, хотя её слова глубоко засели в голове Тиффани. Гобелен вновь был прямо перед глазами, а в руке горящая головешка, но в этот раз она держала её уже уверенно. Такое ощущение, будто её распирал изнутри воздух, приподнимая над землей. Мир стал странным, но, по крайней мере, в одном она была твердо уверена, что от малейшего прикосновения сухой гобелен вспыхнет словно трут.
— Поверьте, мистер, я в мгновение ока спалю это древнее полотно. Отправляйтесь-ка обратно, откуда пришли!
К её облегчению черная фигура удалилась. Послышалось мгновенное шипение, и Тиффани почувствовала, как пропадает навалившаяся тяжесть, унося с собою и вонь.
— Это было чрезвычайно интересно, — Тиффани обернулась и обнаружила стоящего за спиной улыбающегося Престона. — Знаешь, — продолжил он, — я начал было по настоящему беспокоиться, когда ты на какое-то мгновение застыла неподвижно. Я даже подумал, не умерла ли ты. Когда я дотронулся до твоей руки — со всем уважением, без всяких там шуры-муры — она была такой, какой бывает воздух в грозовую погоду. И вот я решил, что это ведьминские дела, и с тебя нельзя спускать глаз, а тут ты вдруг начинаешь угрожать головней ни в чём не повинному гобелену!
Она заглянула словно в зеркало в глаза юноши. «Огонь, — пронеслась мысль. — Когда-то огонь его убил, и он это помнит. Ему не хочется приближаться к огню. Огонь — вот секрет. Зайчиха прыгает в огонь. Хммм».
— Вообще-то мне нравится огонь, — продолжил Престон. — Не думаю, что он мне враг.
— Что? — переспросила Тиффани.
— Боюсь, ты шептала вслух, — ответил Престон. — Даже не хочу знать, о чём это. Моя бабуля говорила мне: «Не суйся в ведьминские дела, потому что можешь получить по уху».
Тиффани уставилась на него и приняла решение.
— Ты умеешь хранить тайны?
Престон кивнул:
— Конечно да! Например, я никому не рассказывал, что сержант пишет стихи.
— Престон! Ты только что рассказал об этом мне!
Престон улыбнулся.
— А, так ведьма же не кто попало! Моя бабуля говорила, что открыть тайну ведьме, все равно, что рассказать её стене.
— Ну, в общем да. — начала было говорить Тиффани, но вдруг остановилась. — А как ты узнал, что он пишет стихи?
— Да уж было трудно не узнать-то, — сказал Престон. — Видишь ли, он пишет их в журнале смен в караулке, скорее всего, когда он дежурит по ночам. Он тщательно вырывает исписанные страницы, и так ловко, что трудно догадаться, что они там были. Однако, когда пишет, он так сильно нажимает на карандаш, что на следующей странице можно с легкостью все прочесть по отпечатку.
— И конечно и другие тоже догадались?
Престон покачал головой, что вызвало значительные колебания несоразмерно большой каски.
— Ох, нет, мисс. Вы же их знаете — они считают, что чтение это для девчонок. В любом случае, если я появляюсь там раньше других, я уничтожаю страницу с отпечатком, чтобы остальные над ним не смеялись. Должен сказать, для самородка у него довольно неплохие стихи — и хорошее чувство на метафоры. Все стихи он посвящает некой Милли.
— Это его невеста, — ответила Тиффани. — Ты мог встречать её в деревне — у нее больше веснушек, чем у кого бы то ни было. И этим фактом она очень смущена.
Престон кивнул.
— Это объясняет почему в его последнем четверостишье он пишет: «что хорошего в небе без звезд»?
— Никогда бы не подумал ничего подобного впервые его увидев, правда?
Престон на мгновение задумался.
— Прости, Тиффани, — ответил он, — но мне не нравится, как ты выглядишь. На самом деле, только без обид, ты выглядишь ужасно. Если бы ты была кем-то другим и увидела саму себя, то ты точно бы сказала, что ты выглядишь больной. И не похоже, чтобы ты сегодня ночью ложилась.
— Не правда, я проспала целый час. И покемарила днем раньше! — заявила Тиффани.
