Я - начальник, ты - дурак - [20]

— Газы!

Командир дивизии генерал-майор Н. П. Охман, за действиями которого следили наблюдатели, громко продублировав команду:

— Газы!

Все офицеры начали доставать и натягивать на лица противогазы. Свой же Охман снял с плеча вместе с подсумком и протянул Хрущеву:

— Наденьте, Никита Сергеевич!

Хрущев опешил:

— Зачем?

— Не могу допустить, чтобы мой главнокомандующий погиб от газа, когда я буду жив. — Охман произнес это очень серьезно, без малой тени иронии. — Надевайте, Никита Сергеевич!

Хрущев поглядел на генерала, махнул рукой и приказал:

— Отбой!

ГОСПОДА ТОВАРИЩИ ОФИЦЕРЫ

В купе поезда, где ехали два офицера, вошел новый пассажир. Разложив вещи, спросил:

— Товарищи, как вы относитесь к спиртным напиткам?

— Если это вопрос, — ответил один из офицеров, — то крайне отрицательно. Но если предложение — положительно и с удовольствием.

ВТОРОЕ «Д» В КОМАНДИРСКОЙ ФАМИЛИИ

Войска изготовились к большим учениям. В расчетный час с двух сторон в чашу полигона должны были ворваться танковые силы противоборствующих частей и завязать встречный бой.

Большие учения — большие волнения.

Вместе с генералом армии — командующим Южной группой войск — мы приехали в расположение танкового батальона, которому предстояло идти в бой на острие атаки с юга.

Поколесив по лесным дорогам, миновав строгие посты охранения, добрались до мирной рощи, в которой ничто не выдавало присутствия скрытой от глаз силы, огромной и напряженной.

Прижимая к бедру планшетку с картой, навстречу командующему из-за деревьев выбежал подполковник в черном танковом комбинезоне. Плотный, хорошо скроенный и еще крепче сшитый. Подбросил, будто выстрелил, ладонь к танкошлему. Голосом твердым, уверенным, словно не слова кидал, а гвозди вбивал, отчеканил:

— Товарищ генерал армии! Танковый батальон готов к наступлению. Техника исправна. Люди на местах ждут приказа. Командир батальона подполковник Под…

Комбат сделал мгновенную скользящую паузу, как-то по-особому разорвав свою фамилию. Не запнулся, не смазал слогов, а именно разорвал:

— Под-давашкин!

На эту странность обратили внимание все, но задал вопрос комбату сам командующий. Подавая подполковнику руку, спросил:

— Что это вы так странно свою фамилию произносите?

— Второе «д» выделяю, товарищ генерал армии.

— Да?! — не скрыл удивления командующий. — А зачем?

— Чтобы знали, что я не Подавашкин, который с одним «д». Не человек, который прислуживает и подает, — в голосе подполковника звучал открытый вызов. — Я ПоД-Даваш-кин, который умеет за себя постоять и может поддать, когда надо.

— Ну-ну, — сказал командующий, улыбаясь глазами. — Я запомню. Под-давашкин. Офицер с двумя «д». Очень приятно. Остается посмотреть, как ваше умение проявится в деле. Ну-ну. Мешать не буду.

Смотр батальону, который командующий намеревался провести, был отложен.

Когда мы возвращались к машине, штабной офицер из сопровождения генерала, обращаясь к кому-то, но так, чтобы его слышал командующий, сказал:

— Я бы лично комбату врезал! Ишь ты, он второе «д» выделяет! Беседует с командующим, а из самого дерзость так и прет. Неприятный тип!

Оценку услыхали все, в том числе командующий. Тут же, обращаясь ко мне, он громко произнес:

— Вот ты журналист, а знаешь, что самое опасное для армии в мирное время? Это боязнь дерзости. Отсюда у тех, кому хочется покоя, возникает стремление подбирать на боевые должности людей удобных…

Последняя фраза прозвучала очень знакомо. И в памяти вдруг всплыла фамилия. Русанов. Полковник Русанов.

Стыдно признаться, но я не помню ни его имени, ни отчества. Впрочем, не помню — это слишком дипломатично. Куда точнее сказать: не знаю. Отношения слушателей к преподавателям академии, где я учился, строились на строгой субординации. Мы обращались к старшим только по званию. И только в расписании занятий указывались фамилии лекторов и руководителей семинаров. Так и закрепилось в памяти: полковник Русанов. Полковник Строков… Последний со временем стал генералом, членом-корреспондентом Академии наук, но и сейчас в разговорах однокашников фигурирует всего как полковник Строков.

Даже личности яркие, незабываемые, вроде генерала Архангельского, в памяти закреплены лишь двумя координатами — званием и фамилией.

Именно так обстояло дело и с Русановым, преподавателем тактики. Он запомнился как человек интересный, незаурядный. Это был офицер настоящего боевого закала, высокой культуры и большой требовательности. Оставаясь всегда начальником и преподавателем, он умел держаться со слушателями на равных, как уважающий их сослуживец.

Жизнь, прожитая Русановым, давала ему неоспоримое право на то, чтобы учить других. Перед революцией он служил в царской армии и командовал артиллерийской батареей. Сразу же после революции солдаты на общем собрании единогласно подтвердили его командирское право. В годы Великой Отечественной войны Русанов был офицером-направленцем при Ставке Верховного Главнокомандования.

Однажды в перерыве между занятиями, не помню уж как, зашел разговор о продвижении офицеров по службе в дни войны и мира. Русанов тогда высказал очень интересную мысль.

— Хотим мы того или нет, — сказал он, — но в мирное время чаще всего вверх, идет кто удобнее. Между тем, опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Хворостинка — не опора… Бойтесь, товарищи, удобных подчиненных…