Я наблюдаю за тобой - [6]

 Пришвартовавшись к этому причалу, Фолки снял мачту, обмотав вокруг нее парус, выбросил из лодки длинный канат, выбрался на сушу, взвалив на плечи сеть с рыбой, и старательно привязал свое суденышко. Гарпун и прочие снасти оставил в лодке.

 Через час он уже возвращался с рыбного склада, где сдал аккуратно выпотрошенную треску и серебристую сайду. Свой кошелек сегодня Фолки не особо наполнил, ну, да ничего, бывало и похуже.

 Вскоре рыбак уже добрался до дома. Дом он себе построил хороший, надежный, большой, так чтоб на всю семью места хватало. Тридцать лет уже стоял этот дом, а выглядел все как новенький, даже зеленая краска на крыше нигде не облупилась. Возле крыльца возвышался флагшток, над которым развевалось светло-синее полотно (это означало, что хозяева дома), а из трубы тонкой струйкой выходил сероватый дымок.

 Фолки вдохнул полной грудью, словно желая пропустить родной дым через себя. Только дома, за этими надежными стенами, душа его была полностью спокойна.

 - Это ты, Фолки? – раздался голос жены с кухни, как только он переступил порог и закрыл за собой дверь.

 Эидис Халворсен выглянула из-за дверного косяка, вытирая руки о фартук.

 - Ты одна? – коротко поинтересовался муж.

 - Одна. Келда снова к берегу убежала, поди, на фьорд посмотреть.

 В голосе Эидис явно слышалось недовольство, причем, в первую очередь не дочерью, а супругом, который в ответ на ее слова не смог сдержать улыбки.

 - Чего это ты опять улыбаешься? – набросилась она на него. – Нет чтобы мне помочь ее от этой привычки отучить, ты ее еще и поощряешь! – Женщина всплеснула руками. – Каков отец, такова и дочь. И что мне с вами обоими делать?

 Фолки уже давно научился не обращать внимания на подобные проявления недовольства со стороны своей жены. Поэтому он просто решил заняться своим делом, а именно сесть поудобнее в старое кресло возле камина и с наслаждением откинуться на спинку.

 Все прошло по плану, как обычно: минуту спустя Эидис перестала ворчать, и послышалось ее тихое пение.

 - А завтра, между прочим, Хэвард приезжает, - вдруг донеслось с кухни. – И кстати, не один.

 Фолки снова помимо воли улыбнулся в своем кресле и уже не беспокоился, что кто-нибудь посмеет осудить его за это. Когда домой приезжал его младший сын, дом словно преображался: из всех взрослых этой семьи Хэвард был, пожалуй, единственным, кто был в состоянии веселиться без всяких посторонних тяжелых мыслей и этим весельем заражал остальных. Этот славный парень, которого все просто обожали, был настолько же интеллигентным и начитанным, насколько забавным и по-детски наивным. Он получал экономическое образование в Мехамне, и день его приезда в доме у Халворсенов всегда считался за большой праздник. Довольно часто с Хэвардом приезжал и его друг Ойвинд Хёугли, молодой юрист, с которым Хэвард познакомился в первый год своего обучения. Ойвинд воспитывался без родителей, и Эидис, которая узнала об этом от сына, всей своей широкой душой стремилась помочь молодому человеку понять, что значит семья. Короче говоря, ему здесь тоже были рады.

 - Что ж, замечательно, - ответил Фолки жене. – Хэвард у нас уже месяц не появлялся, да и герра Хёугли давненько мы не видели…

 - А я не говорила тебе, что Ойвинд приедет, - сказала Эидис, выходя из кухни. – То есть он приедет, но где-то через неделю после них.

 - Что значит «после них»? – нахмурился Фолки. – После кого это?

 Эидис вдруг присела на стул рядом с супругом, тепло улыбнулась и как будто даже подмигнула.

 - Хэвард приезжает завтра со своей невестой, некой Нанной Брок. Он хочет познакомить нас с ней.

 - Ааа, - протянул Фолки. – Вот оно что. Ну, что я могу сказать, давно пора. Хэварду двадцать три года. В его возрасте Андор уже был отцом. Он, кстати, не заходил?

 - Заходил. – Эидис, отдохнув, вернулась на кухню и продолжала уже оттуда. – Передавал привет, про своих маленьких учеников рассказывал. В общем, ничего особенного.

 - О Кэйе ничего не говорил? О Торстеине?

 - А почему ты спрашиваешь, Фолки?

 - Ну, так говорил или нет?

 Эидис на кухне некоторое время молчала. Фолки ожидал ответа, но слышал только тихое позвякивание посуды. Наконец, среди этого звяканья он различил вздох жены.

 - Нет, не говорил.

 К вечеру похолодало. Полил дождь. Море разбушевалось.

 - Фолки, старый ты бездельник! Фолки! – кричала Эидис, бегая по заднему двору и собирая белье. Ветер трепал ее разлохматившиеся волосы, с которых уже брызгала вода, а веревки, натянутые поперек двора между четырех деревянных столбов, болтались из стороны в сторону, чем здорово мешали женщине закончить ее дело: мокрые рубашки и простыни развевались под сильными порывами и хлестали Эидис по лицу и рукам.

 - Что такое? – Фолки выбежал во двор через заднюю дверь и почти сразу промок до нитки.

 - Как это что? – возмущенно прокричала жена. – Ураган такой, а Келды все нет! Беги скорей и разыщи ее, или тебе дочь совсем не дорога?

 Где-то пророкотал гром, словно огромное и прожорливое чудище пробуждалось ото сна и потягивалось в предвкушении обеда. Небо опустилось настолько, что казалось, будто оно вот-вот упадет на землю, и стало темно, почти как ночью. За оградой рыбаки с перекинутыми через плечи снастями спешили по домам, что-то возбужденно друг другу крича.