Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - [46]
Положив трубку, Рэд поднялся с кресла и встретился с взглядом Короля. Не вздрогнул, но поежился.
— Прекрасно, Рэд. Надеюсь, мне не придется выставлять тебя из замка, коль ты сам решил его покинуть. Счастливого пути, — без видимых эмоций обронил Король. Рэд стоял, упрямо набычив шею:
— Слышал? Вот и прекрасно. Ты еще силен, но я сделаю из тебя чучело. Не отмоешься. За все мои унижения.
Джон молчал, пораженный сходством угроз мафиози и лучшего друга, но лицо его говорило яснее слов — бесконечное омерзение было на нем. Рэд вышел, не проронив больше ни звука.
Так… Еще одна связь с молодостью оборвалась.
Рэд был вычеркнут. О нем не вспоминали в присутствии Короля. Впервые он снова услышал о бывшем друге два месяца назад. Незадолго до своего последнего концерта, устроенного крупнейшими звукозаписывающими фирмами страны, Джордж отозвал его и, весь трясясь от гадливости, сказал, что от верных людей знает — Рэд уже сделал книгу. Никто, правда, не хочет связываться — столько там мерзости. Но Рэд нашел какого-то писаку. Тот обещал пристроить в одно полупорнографическое издательство. Если у них выйдет, неприятности начнутся после середины августа.
— Самое время им начаться. Черт с ним! Теперь все равно. А ведь, пожалуй, Рэд просчитался. О покойниках… Тьфу, дурак. Опять за свое. Ох, несдобровать Рэду. Пусть хоть застрелится. Не взять ему надо мной верх!
Джон медленно усмехнулся левым уголком рта, понимая, что это случится. И хватит на грустные темы. Надо ведь еще дойти до мамы. Нет, на Форест-хилл уже не добраться. В ее комнату.
И словно спала с глаз пелена. Словно силы вернулись. Никакой одышки. Ничего. Эх, спеть бы еще разок. Нет. Обвалы в груди не прекратились. Сердце дрожало, как в лихорадке. Но к маме он зашел. Сесть не решился. Постоял совсем недолго.
— Мама, мамочка! Видишь, я, в сущности, так же беспомощен, как Лиз. Я умудрился не повзрослеть за все эти годы. Музыка отгородила меня от жизни. Я только старел. Прости меня, родная. Я никогда не забывал тебя. А сейчас пойду. Боюсь. Не хочу — здесь. Они, знаешь, чего потом понапишут. Прощай, ма…
Ключ щелкнул в замке, отсекая его этим звуком навсегда от матери. Его убежища. Его оплота.
Он сел перед бюро. И тут силы оставили его окончательно. Все поплыло перед глазами. Взгляду не на чем было сфокусироваться, кроме высохшего букета синих и ярко-желтых цветов на длинных стеблях, стоявших в вазе причудливой формы. Он тупо на них и уставился. Цветы с последнего концерта. За два месяца, прошедших после него, от букета немного осталось. Но оставшиеся не потеряли даже цвета.
Тот концерт. Последний… Фирмачи и газетчики ходили среди публики, брали интервью. Газетчиков больше всего интересовал вопрос — почему люди все-таки пришли? Король так плохо еще никогда не выглядел. Фирмачей же интересовало — стоит ли заключать с ним очередной контракт или он никому уже не нужен.
Джон и сам знал, что ужасен. Похож на старую толстую бабу. Он был бы рад, окажись зал пустым. Так ведь нет. Имидж продолжал работать на него. «Король, — объясняли пришедшие на его концерт. — Он и впрямь Король. Из золушек в принцессы. О, Король есть Король». Ничего вразумительного. Никто и слова не сказал о его пении, о его голосе.
Он вышел к краю сцены, пытаясь увидеть хоть первые ряды. Вдруг удастся понять, что манило на его концерты людей в течение двадцати с лишним лет. Нет, понять было трудно. Они требовали от него песен и сувениров. Расшвыривая им свои сувенирные шарфы, Джон вдруг заметил в первом ряду женщину, которая и пальцем не пошевельнула, чтобы схватить летевший мимо нее шарф.
Случайная? В первом ряду? Очень захотелось узнать — кто, что, почему? Он запел «Мой путь» и медленно пошел в сторону этой женщины…
Приглядевшись, Джон обомлел. Лицо женщины заливали слезы. Она сидела, слегка откинувшись в кресле. Ни намека на привычную истеричную поклонницу. Руки были сложены на коленях и придерживали огромный букет синих и желтых цветов. Слезы даже не производили впечатления настоящих — словно потоки дождя, струящиеся по лицу.
Так, стоя перед ней, он и закончил песню. Потом оркестр заиграл попурри из его ранних хитов. «Ей не понравится», — решил Джон и пошел по сцене прочь. Но не выдержал — оглянулся. Женское лицо смеялось, ликовало. Но поза не изменилась. Он хотел было пойти назад, к ней. Что она знала о нем? Почему плакала? Чему смеялась? Что задел он в душе этой женщины? Он не мог, не хотел сопротивляться себе. Его влекло туда, где она сидела. Чарли тоже заметил ее. Как и состояние Короля. И, подавая ему ритуальный стакан воды, шепнул:
— Ты ее знаешь? Кто она?
— Нет, Ча…
— Узнать?
— Не надо. Так даже лучше. Я могу выдумывать, что угодно. Не надо, — повторил еще раз быстро и твердо.
Но в нем самом что-то произошло. Ожил! Подтянулся. Расправился, почувствовав радость от общения с залом. Несмотря на свою полноту, гибко скользнул к микрофону. Послал публике воздушный поцелуй. И зал зашелся ревом. А он уже летящим молодым шагом, волоча за собой шнур, шел туда, где — о, впервые он знал это твердо — его понимали. Следующая песня называлась «Волшебная сказка». Глаза женщины сначала стали испуганными, потом светлыми, прозрачными. Она, не мигая, смотрела на Короля, но взгляда поймать было нельзя. Глаза уплывали в ту сказочную страну, о которой он пел:
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.