Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса - [35]

Шрифт
Интервал

— Да ты что, Прис? Они никогда бы не рискнули появиться здесь снова, если бы не ты. Ты «простила». Дала им понять, что дом для них открыт. О чем же сейчас? — стараясь не поддаться ее тону, попробовал увещевать Джон.

Прис упрямо не хотела принять его мягкость.

— Ладно. За себя я сумею постоять. Только убереги Лиз. Не таскай ты ее с со бой, когда выходишь поговорить с фэнами.

— Погоди, — перебил он, — фэны — друзья. Не могу же я совсем не доверять людям. Не могу, родная.

И, шагнув к жене, Джон обнял ее, прижал к себе.

Солнце уже подобралось к его ногам. Южанин, он любил лето. Но только не этот месяц. Жар сегодня был каким-то пугающим. Словно сейчас загорится все вокруг и погибнет. Однако сам-то он понимал: дело не в этом. Много лет назад в сере дине именно этого месяца умерла мама. Умерла, не прожив и полвека. Закат лета… Закат молодости… Или закат его молодости был давно?

Да, пять лет назад, когда он был еще в расцвете красоты, таланта, обаяния, жажды счастья. Молодость кончилась сразу, без перехода.

— Так же кончилась и юность, — подумал Джон, подтягивая ноги, чтобы встать. Он поднялся, и огромная толстенная тень упала на пол.

— Очень похоже на того мафиози, что приходил к Полковнику, — легкомысленно хихикнул он.

А тогда…

Как-то после очередного своего турне он зашел в офис к Полковнику что-то обсудить.

Менеджер сидел за столом и почему-то не производил обычного впечатления крепко надутого мячика. Было в этом нечто, от чего питомец вдруг остановился в дверях, не в силах сразу сообразить, что приключилось. Полковник сидел с лицом окаменевшим. Видя замешательство питомца, он вскинул брови домиком.

— Ты что, мой мальчик? Заходи. Вот познакомься. Мистер Пьезолини. Как про ник — не знаю. Очевидно — ценное предложение. Нам с тобой…

— Никаких ценных предложений, — отвешивая поклон вновь вошедшему, отверг незнакомец. — Просто я представляю один довольно крупный синдикат Города Развлечений. Люди, выступающие в нашем городе, должны отдавать десять процентов синдикату за это право. Раз. Ну, конечно, подарки правлению за лучшие залы. Два. Подарки нашим парням за безопасность. Три. Ясно?

— Я хотел бы знать о вас побольше. Кто эти парни, которым мы якобы должны?

— Побольше вы узнаете, — нагло распялив глаза, отчеканил гость, — если не подчинитесь нашим условиям.

И, обернувшись к остолбеневшему от дикости услышанного Джону, осведомился:

— Кажется, ваша жена и дочь тоже посетили наш город?

Угроза. Прямая угроза стояла за его словами. Джон не выдержал.

Шагнул в направлении Пьезолини.

— Малыш! Погоди!

Полковник сразу вскочил с места.

— Не трогай эту падаль! А вы, мистер Мафиози-Макароншик, мотайте-ка отсюда. Угрожать мне? Полковнику?! Где же вы были, когда мы только начинали? Набирали силу? Моего питомца знает весь мир. И если хоть малейшая неприятность или просто недоразумение произойдет с ним или с членами его семьи, не будь я Полковником, я найду людей, способных сторицей отквитаться.

Мафиози не испугался, не побелел, но по всему было видно — такого афронта никогда не испытывал. Надо полагать, что и оценил своего противника, — никогда никаких осложнений в Городе Развлечений не было. Однако Полковник принял все меры безопасности.

За себя-то Джон не боялся. Но вот Лиз и Прис. Боже, охрани их! Забота и страх за них терзали постоянно. И крепко-накрепко Джон запретил жене появляться в зале во время своих выступлений. Ей отводилась специальная ложа-кабинет. Затемненная. За шторами всегда был кто-то из его парней. Чаще всего Рэд и Джо. Он прекрасно понимал, что ни Лам, ни Чарли не готовы нести «службу безопасности». Кроме того, Чарли нужен был ему на сцене.

Итак, Рэд и Джо. Правда, здесь тоже была загвоздка — Рэд полагал, что у него больше прав на дружбу Короля, чем у Джо. Годы юности Рэд приравнивал к войне — год за два. Ревность. Все это было бы смешно. Но ведь все претендовали на владение его душой. И Джон был вынужден удовлетворять их амбиции.

Ну, кому нужен был бы этот коренастый и кривоногий Рэд? И все-таки Джон достал Рэду роли, где тот мог бы проявить свои каратистские способности. Отношения с другом юности были самыми сложными. Рэд держал основной состав ребят на расстоянии, вроде бы заботясь о спокойствии друга. Но Джон-то знал — Рэд хитер: сумел стать необходимым Полковнику, победить неприязнь Прис. И всячески старался, чтобы босс забыл ту давнюю неосторожную фразу о маме. Но такого босс забыть не мог. А поскольку простил и позволил вернуться, то считал себя обязанным. И чувствовал — в душе Рэда просыпается жгучее презрение. Рэд, словно сговорившись с Прис, тоже начал все чаще шутить над ним, твердо зная — ему все сойдет, и при этом еще расхваливая чувство юмора своего босса. Положение создавалось самое дурацкое. Джон ума не мог приложить — как быть?

Да ведь видел же! Видел, что компания разделилась на две отнюдь не равные части — Рэд, и с ним трое, и Дам, Чарли, Джо. Последние были друзьями. Настоящими. Но ведь Полковник всегда внушал:

— Никаких друзей. У Короля только подданные.

Яд наставнических слов впитался в кровь. Да еще Прис:

— Правильно… Мы нигде не бываем вдвоем. «Ах, с тобой может что-нибудь случиться! Ах, на нас нападут. Ах, украдут». Нужны мы… Не жизнь, а заточение в башне. Только добровольное. Пойми же, наконец, внушая тебе эти ужасы, твои ребята просто нашли способ прибрать тебя к рукам. Не они для тебя, а ты для них.


Рекомендуем почитать
Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.