«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [65]
Посреди этого разговора мы пришли в уголок ветеранов войны, закуток, где одним солнечным днём отец Шику будет похоронен с почестями. Он откладывает этот момент удачно и осторожно. Друзья, участвовавшие вместе с ним в резне в Вилиямо, растрогаются, он, без сомнения, был одним из самых безбашенных, настоящий товарищ.
Дальше на этом месте – могилы тех четырёх ребятишек, погибших в автомобильной аварии по дороге в Лиссабон, они лежат в ряд как во время войны, об этом ты плакал. На всех португальских кладбищах следует создать отсек бывших автомобилистов в память о тех, кто отдал свои жизни, чтобы Португалия могла удерживать мировой рекорд каждый год.
– На самом деле, когда появилась вакансия могильщика, – продолжает Изайаш, – у меня даже были трудности с приёмом на работу из-за избытка квалификаций. Но я был готов копать, ворочать камни, резать мрамор, мне двоих детей растить.
– Двоих детей? Когда ты успел сделать двоих детей?
– Сначала сделал одного, потом второго, эх, эх. Старший уже умеет читать.
– Уже умеет читать?!.. А сколько тебе лет?…
– Полагаю, что столько же, сколько и тебе. Сколько тебе лет?
Хороший вопрос.
И Изайаш продолжает:
– Ты немного поправился…
– Думаешь?
– Я сначала тебя даже не узнал, когда увидел, как ты вошёл, такой раздутый, что почти закрыл солнце… Это не ты, Штырь. Ты всегда был худой как зубочистка. Выглядишь уставшим. Я выгляжу также, когда не высыпаюсь.
Уау, сейчас ты скажешь, что я чокнутый…, что я потерял ощущение времени и проходящих лет, что я превратился в бездельника с трясущемся тройным подбородком, неряха, заглядывающий на дно стакана, разглагольствующий сам с собой обо всём на свете из года в год… о смерти с болезненной лёгкостью, словно бы это шутка, грубость, обыденность, где ты научился так рассуждать, и никого в этом нельзя обвинить, ни Бога, ни Вселенную, ни пурпурное и гнилое Небо, ни город, вина только твоя…
В общем, неприятная личность.
– Я обманчиво толстый, Изайаш. Просто отёк под шеей. Через неделю снова стану худым, надо только меньше есть. Так ты заменил того могильщика, который отравился?
– Нет, это было совсем давно. Он не остался здесь, он был похоронен у себя в деревне, за горами. Но эта ерунда продолжается, люди всё время меня спрашивают об этом.
– Знаешь, я его видел, сразу после того, как он принял яд? Мы играли в футбол, в субботу утром. Могильщик был синий, язык наружу.
– С таким ядом без вариантов.
– Не совсем так, Изайаш, – говорю я, довольный собой, – недавно был случай, который благополучно закончился, там, на горах, на дороге возле «Бессмертия».
– Возле «Бессмертия»… а, понял.
– Один фермер обедал со своим 11-летним внуком, а у мальчика не все дома, и вместо того, чтобы есть, он схватил нож и приставил его к горлу, говоря, что сейчас убьёт себя, а дед кричит ему «прекрати это», весь на нервах.
– Вот чёртов пацан, Штырь. А дед отравился из-за этого?…
– Подожди. Дальше внук берёт игровую приставку из этих переносных японских, подарок на день рождения, и начинает играть… плинк… плонк… плинк, плонк… А дед «прекрати это!», а внук плинк, плонк, плинк, плонк… А дед «прекрати это!», «прекрати это!», тогда старик спокойно встаёт и спускается к ручью, а через час возвращается, весь бледный, и говорит «я не хочу так умирать», а его жена «ай, Манэл, ты ведь не сделал никакую дурость?» Они успели заставить его выпить три литра молока, чтобы его вырвало, да и скорая приехала вовремя.
– Повезло.
– Для меня самое интересное в этой истории – это сочетание японского GameBoy с 605 Strong, внук с современными технологиями и дед-крестьянин с ядом для колорадского жука… Переход от старого мира к современному, где в равной степени опасно и сложно жить, ага?
– А… слушай, я должен пойти убрать инструменты в подсобку. Я уже почти ничего не вижу, темно. Извини, Штырь, я должен закрывать кладбище.
– Я тоже уже ухожу. Только одна вещь, из любопытства… Если кто-то умрёт сегодня, или на этой неделе, где он будет похоронен?
– Там, сзади нас, в 19 секторе, новом. Всегда есть две или три ямы на всякий случай.
– Понятно. В твоей работе никогда не знаешь.
– На самом деле, я делаю это почти постоянно. Один или два раза в день, гарантировано. Приходи почаще, Штырь. Был рад тебя видеть, если что-то нужно, ты знаешь, слушай, дам тебе свой мобильный.
– У меня сейчас нет мобильника. Но договорились. Я выйду здесь, пока.
Изайаш – могильщик, это не случайно.
[…]
Я уже выбрал яму. Я прекрасно в неё помещаюсь, сидя, лёжа, даже стоя. Хорошая должна быть жизнь у крота, роешь, прорываешь туннели, грызёшь корни, и никого не видишь и никого не встречаешь. Когда здесь хоронили учительницу Катарину, очень гуманный человек в моём представлении, она лежала несколько минут в открытом гробу с платком на лице, но фотограф лиссабонской газеты снял его и начал щёлкать в истерике фотоаппаратом,
– поймал девчонку, уже поймал девчонку!
а ты, дебил, не побил его, потому что другой журналист его заткнул. Он ничего ему не сказал, только вырвал фотоаппарат и посмотрел ему в глаза, есть вещи, которые не обязательно, да и не нужно говорить.
[…]
Звенит колокольчик, длим-длим-длим-длим-длим. Я вытягиваюсь, очень тихо.
Германия, 1939 год. Тринадцатилетняя Магда опустошена: лучшую подругу Лотту отправили в концентрационный лагерь, навсегда разлучив с ней. И когда нацисты приходят к власти, Магда понимает: она не такая, как другие девушки в ее деревне. Она ненавидит фанатичные новые правила гитлерюгенда, поэтому тайно присоединяется к движению «Белая роза», чтобы бороться против деспотичного, пугающего мира вокруг. Но когда пилот английских ВВС приземляется в поле недалеко от дома Магды, она оказывается перед невозможным выбором: позаботиться о безопасности своей семьи или спасти незнакомца и изменить ситуацию на войне.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.
Сухум. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Тринадцать месяцев войны, окончившейся судьбоносной для нации победой, оставили заметный отпечаток на этом городе. Исторически желанный вождями и императорами город еще не отошел от запаха дыма, но слово «разруха» с ним не увязывалось. Он походил на героя-освободителя военных лет. Окруженный темным морем и белыми горами город переходил к новой жизни. Как солдат, вернувшийся с войны, подыскивал себе другой род деятельности.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».
Овдовевшая молодая женщина с дочерью приезжает в Мемфис, где вырос ее покойный муж, в надежде построить здесь новую жизнь. Но члены религиозной общины принимают новенькую в штыки. Она совсем не похожа на них – манерой одеваться, независимостью, привычкой задавать неудобные вопросы. Зеленоглазая блондинка взрывает замкнутую среду общины, обнажает ее силу и слабость как обособленного социума, а также противоречия традиционного порядка. Она заставляет задуматься о границах своего и чужого, о связи прошлого и будущего.