«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [28]

– Что это, Штырь, ты в кого нарядился?

– Освенцим.

Хороший прикид, недаром тебя ещё называли Скелетон из-за твоей худобы.

По началу казался хороший карнавальный костюм.

Были и другие парни в костюмах, слоняющиеся по Прямой улице, некоторые одеты как женщины, но было жутко холодно, поэтому не было недостатка в желающих заглянуть в Кафе ду Сентру, прямо над Порта да Дефеза (XIII век), так сказать локти – на стойку, ноги – на подставку.

– Я угощаю. Эти со мной.

Один из парней не хотел идти домой ужинать, поэтому он съел две эмпанады, а десерт вынул из лифчика: апельсины были сиськами.

– Следующий раз мой.

– Нет, нет!

– Кто платил в прошлый раз?

Пока мы пили, за окном темнело, и мне становилось всё труднее объяснить свой карнавальный костюм.

– А ты в пижаме зачем?

Я подошёл к двери и посмотрел на восток, небо вверху заволокло дымом от гигантских труб пробковой фабрики.

– Я выйду отсюда через трубу?

Не очень хорошая идея утопить граппу вместе со стаканом в кружке пива. Это – «подводные лодки», и тянут тебя на дно глупости. Голова должна варить в тесном пространстве с плохой вентиляцией.

– Домой иди, как не стыдно и лицо умой! – крикнул кто-то в конце стойки.

Так же как в любом другом месте, обязательно найдётся и один городской сумасшедший, и один здравомыслящий человек. Даже здесь.

Я ушёл, затаив обиду, жёлчь подступала к самым лёгким.

– Что за дерьмовая тупая идея, Штырь, – заорал какой-то мудак у витрины магазина маркиза да Жойа, разговаривая со своим отражением, шатаясь, и застревая в сточной канаве.

У Жойа в витрине стоят пылесосы, кухонные комбайны 1, 2, 3, тостеры и печь. Большая промышленная печь.

Блевать и мыться, бегом домой.

[Если это человек. Человек перестаёт быть человеком, когда он ждёт, когда кто-то рядом умрёт, чтобы съесть его хлеб. Нужно знать, есть вещи, которые так не делаются.]

Непристойности, которые молодой человек, открытый всему миру, может совершать публично, если у него нет ориентиров.

Здание суда, рынок и кафе с жареными тостами. Дальше вниз раньше располагался «кинопарк», летний театр под открытым небом с побелённым экраном и решётчатыми стульями, который был разрушен во время первого и единственного показа «Гибели богов» Лукино Висконти. Фильм шёл плохо, слишком много сложностей для фильма о нацистах, но, когда выяснилось, что тот кудрявый парень спит со своей матерью, крик негодования заполнил зрительный зал, всё закипело.

– Это что за гоооооооовнооо?!

– Это что за дееерьмооооооо?!

И толпа стала швырять стулья в экран, спокойно объяснив, что, если они решили показать такое дерьмо в городе, пусть теперь не жалуются. До этого ещё привозили, (также с отставанием в несколько лет), «Последнее танго в Париже». В соответствии с общественным мнением, они могли бы аккуратно завернуть это самое танго и засунуть его себе в задницу, с маслом.

– Тут ничего не ясно! – возмутился Рыбий глаз.

К счастью для него, видео и Интернет с правильными девочками показали ему всё «предельно ясно», осталось только недовольство Епископа порнографической продукцией на проповедях, растлевающей молодёжь в глобальной деревне.

Ты вспоминал Епископа. Епископ сейчас во дворце.

Пусть он и остаётся в своём дворце, а куда вообще идти Епископу? У меня есть целый день.

«Кинопарк» находился прямо рядом со старой фабрикой гобеленов, одна из лучших в мире. Идите в банк в любой точке мира, Нью-Йорк, Гон-Конг, другой мегаполис. Гобелен в главном вестибюле. Старый, классический или современный художник. Битвы, цветы и солнце, гончие, сбор коры пробкового дуба, кубизм, геометрический модернизм, форма, абстракция (это даже я бы сделал, любой пятилетний ребёнок нарисует лучше). На всю ширину и высоту стены, рифмуясь с замыслом архитектора. Спросите господина за стойкой, откуда гобелен.

Наборы шерстяных узелков девяти тысяч оттенков, нерасторжимое сплетение, абсолютная верность исходному образцу, самобытное шерстяное полотно, мастерицы учатся почти с колыбели, обратите внимание – мать и дочь работают бок о бок, их руки словно бы играют на арфе, можно сказать, ткацкие станки (ты сомневаешься?) времён Пенелопы.

Если бы у тебя были деньги купить гобелен из родного города. Это гобелены, которые путешествуют по всему миру. Выходят и убывают восвояси.

Я знаю людей, которые заболевают только от мысли, что им нужно встретить родственника на вокзале в десяти километрах от города. Они даже не хотят знать, что находится за Скалой, это постоянный стресс.

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Когда им всё-таки нужно выйти, появляются навязчивые идеи. Фабрика гобеленов напомнила мне один роковой вечер, когда Ниндзя «наказал» Стрижа. Это произошло дальше, среди влажной растительности, рядом с гнездом уток.

Если посмотреть на биографию Ниндзя, его печальный конец становится предсказуемым. Он рассматривал свою сексуальность слишком серьёзно, демонстрируя на публику такие вещи, которые, по моему мнению, должен был держать при себе, например, сколько страниц порно журнала «Джина» он смог пролистнуть за одну дрочку. Он часами говорил о сиськах и резиновых женщинах, как о своих истинных романах.