Я, Минос, царь Крита - [158]

Женщины зашумели.

   — Вы только взгляните на эту обезьяну, — продолжал оборванец. — Она любовалась, глядя, как мы голодаем, а во дворце в это время обжирались и пили сколько влезет...

Ни одна из женщин не проявила сочувствия к пленнику. Все согласно закивали, когда обличитель во всеуслышание заявил, что для офицеров личной охраны царя простой человек всего лишь грязное животное.

   — Пора обезвредить эти женственные ручки! — выкрикнул какой-то крестьянин, которого я никогда прежде не встречал.

   — Разденьте эту свинью. Этот парень появился на свет голым, таким же пусть и покинет его, — истерически выкрикнула какая-то девица, почти ребёнок.

Несколько мятежников бросилось к лежавшему на полу офицеру. Я с ужасом увидел среди них двух женщин. Они сорвали с раненого одежду, приподняли и поставили босыми ногами на пол возле костра.

Самозванец, утверждавший, что я его отец, подтащил офицера к котлу и быстрым движением окунул его руки в кипящую воду. Женщины застонали от ужаса. Лицо мученика покрылось мертвенной бледностью, глаза широко раскрылись, и по щекам покатились крупные слёзы.

Внезапно воцарилась абсолютная тишина. Слышно было только дыхание людей и клокотание кипящей в котле воды. Затем самозваный палач достал из кармана нож, сделал им продольный надрез на правой руке офицера и медленно начал снимать пузырящуюся кожу... В котёл крупными каплями стала стекать кровь.

Офицер не издал ни единого звука. Мой так называемый сын вытащил снятую кожу из котла и показал всем:

   — Глядите, я ободрал её!

Женщины запричитали и стали всхлипывать; кое-кто из мужчин одобрительно закивал головой.

Не в силах смотреть на страдания несчастного офицера, я закрыл глаза и почти с облегчением вздохнул, когда, услышав глухие удары, догадался, что его прикончили, избавив тем самым от мук. Словно издалека до меня донёсся женский голос:

   — Он умер достойно!

Низкий мужской голос почтительно добавил:

   — Он был критянином, храбро жил и так же храбро принял смерть!

Всё происшедшее казалось мне сном. Вдруг опять раздалось бряцание оружия. Эти звуки всё приближались, приближались... Я уловил греческую речь и понял, что наконец прибыли солдаты из Амниса, чтобы подавить мятеж.

Неимоверная тяжесть свалилась с моей души; счастливый, я устремился навстречу солдатам и облегчённо вздохнул, увидев наконец микенские мундиры.

   — Вы появились как нельзя более кстати! — радостно крикнул я. — На карту поставлено само существование Крита!

В этот момент послышался глухой гул, и земля у меня под ногами задрожала. Стены домов покрылись трещинами, зашатались. Некоторые, не устояв, обрушились. Из дверных коробок выскакивали двери и с грохотом падали наземь.

Со всех сторон, гонимые страхом, бежали люди — все вместе: и друзья, и враги. Послышались крики:

   — Это божья кара! Зачем мы пустили на Крит этих безбожников микенцев?!

Внезапно толчки прекратились. Землетрясение продолжалось считанные секунды, но привело к немалым разрушениям.

Люди ещё не успели опомниться, как оно повторилось...

Наконец ужасный гул стих. Немного успокоившись, я обнаружил, что вместе с мятежниками во дворец сумели проникнуть сотни оборванных нищих. Изголодавшись, они жаждали добраться до запасов еды и вина. Все они были вооружены — кто пращой, кто — косой, а кто и просто палкой. Днём эти бродяги не показывались на глаза, появляясь только под покровом ночи, чтобы с рассветом опять исчезнуть в подвалах и развалинах. Они ждали победы мятежников.

Мои солдаты пытались изгнать нищих, но безуспешно. Стоило выдворить их из одного дома, как они тут же занимали другой, дожидаясь своего часа, словно стервятники — падали.

Один офицер, изловив дюжину таких молодцов, приказал своим солдатам раздеть их, привязать к деревьям и как следует выпороть. Крики наказуемых были слышны далеко вокруг. Потом их отпустили, чтобы они послужили другим устрашающим примером.

   — Сомневаюсь, что наказание их остановит, — безнадёжно махнул рукой офицер, руководивший экзекуцией. — Они годами жили впроголодь, а сейчас прослышали, что в лавках и на складах можно неплохо поживиться. Их такими сделала нужда...

Земля снова пришла в движение, готовая вот-вот разверзнуться, и я вместе с несколькими солдатами пробрался в ближайший подвал. Тут нас и застиг очередной толчок. Пока мы выбирались из-под обломков и осматривали ушибы и раны, из соседнего помещения на нас напали вооружённые топорами люди. Они делали своё дело молчком, словно палачи, которым нужно побыстрее разделаться со своими жертвами. Один удар раздробил мне левое плечо, другой пришёлся по правой руке. Я упал, обливаясь кровью. Какой-то солдат бросился ко мне, пытаясь закрыть собой, но тут же был убит.

Потом всё стихло. Я слышал, как где-то монотонно капает вода. А может быть, это кровь?.. Я уловил какие-то стоны и хрипы и не сразу догадался, что они вырываются из моих уст.

Через разрушенный потолок в подвал проникли лучи света. Стало светло.

И тут я увидел Пасифаю. Сопровождаемая рабыней, она осматривала каждого раненого и убитого, явно кого-то ища.

   — Пасифая! — прохрипел я.

Она заметила меня. Я жестом попросил помощи.