Я медленно открыла эту дверь - [95]
И Мила, конечно же, как и мы, вбирала многое. После ухода стариков она так же неизменно продолжала собирать друзей дома, и так же неизменно приходил Даня (Даниил Семенович Данин) со своей польской водочкой в маленькой плоской бутылке и еще кое-кто из ближайших соседей, и в этот поредевший со временем круг входили новые друзья, дети Людмилы Владимировны – Володя и Галя, Наташа Громова, Олег Дорман и другие.
МАША: Татьяна Александровна, отмечая дату ухода Сергея Александровича, повторяла, что должна умереть в этот же день. Так она и поступила, провидение услышало ее просьбу, и спустя десять лет она ушла в ночь с 18 на 19 февраля.
АНДРЕЙ: Мила свято соблюдала обычай собираться в этот день, и мы старались не пропускать годовщину памяти людей, столь дорогих и для нас. Сначала собирались там же, где собрания происходили при их жизни. Затем, когда с годами круг поредел, наши сходки переместились на кухню. Всё вернулось на круги своя, кухня снова погрузилась в облако табачного дыма. Мила разрешала курить всем.
МАША: Я знала Милу во многих ипостасях. И рядовым редактором объединения «Юность» на «Мосфильме», и главным редактором объединения «Зодиак» на студии Горького.
АНДРЕЙ: Кстати, ей предлагали должность главного редактора студии, главковское начальство прямо-таки на этом настаивало, и Миле пришлось проявить большую твердость и принципиальность, чтобы не изменить своего решения – отказаться от такой должности.
МАША: За что то же начальство посулило ей нелегкую жизнь как ослушнице.
АНДРЕЙ: Уже много лет нет с нами Ины Туманян, моей однокурсницы и любимой подруги, прекрасного режиссера, умницы, редкой красоты человека – она была художественным руководителем объединения «Зодиак», в то время, быть может, лучшего на студии, и мы помним, что этот тандем – Милы и Инны – отличался не просто успешным сотрудничеством, они вместе дружили и работали со свойственным им обеим умом и энтузиазмом.
МАША: Однако Миле все же не удалось избежать руководящих должностей. Сколько мучительных сомнений возникало у нее всякий раз при получении нового назначения… Одно время она была директором Сценарной студии.
АНДРЕЙ: Говорила, в шутку, наверное, что согласилась на эту должность, узнав, где будет находиться студия – в Воротниковском переулке, в доме, украшенном мемориальной доской с профилем Пушкина, гостившего здесь у своего друга Нащокина. Очень радовалась этому факту.
МАША: А как все кинематографисты переживали за судьбу Высших курсов сценаристов и режиссеров, когда они остались без директора!
АНДРЕЙ: Тут, как говорится, много званых, да мало избранных. И все вздохнули с облегчением, узнав, что Мила, преодолев все доводы против принятия этого предложения, поборов, можно сказать, самое себя, зная, что Курсы находятся в плачевном во всех отношениях положении, приняла это трудное решение – возглавить Курсы.
МАША: Годы ее директорства не только спасли Курсы – они стали временем нового расцвета этого уникального заведения.
АНДРЕЙ: Уникальными были не только Курсы. Уникальной личностью была их руководительница – Людмила Владимировна Голубкина, сочетавшая в себе великий организаторский талант, волю и, прежде всего, творческий подход в решении всех проблем. О такте, благородстве, педагогическом даре я не говорю.
МАША: А зря. Сколько молодых сценаристов, составивших славу нашего кинематографа, воспитала Мила Голубкина за время преподавания в сценарных мастерских ВГИКа и Высших курсов – она вела эти мастерские совместно с Семеном Лунгиным, а потом с Олегом Дорманом. Зоя Кудря, Гена Островский, Валерий Золотуха – все они прошли школу Людмилы Владимировны Голубкиной. А такой художник редкостного дарования, как Лида Боброва, без совета и напутствия Людмилы Владимировны вообще не представляла себе существования в кинематографе.
И для нашей семьи Мила была, можно сказать, добрым гением…
АНДРЕЙ: Вспомним время, которое было наверняка очень важным для нашего сына в выборе профессии.
МАША: Да, одно время Мила пробовала заниматься с юным тогда Ильей сценарным делом. Илюша что-то писал. Всё шло, как мне казалось, ни шатко, ни валко. Вдруг однажды Мила сказала твердым голосом: «Будет режиссером». «Вслед за папой?» – спросила я. Она не обратила внимания на мою иронию: «У него есть глаз. Он замечает детали, которые для его возраста довольно неожиданны».
АНДРЕЙ: А какие бесценные советы дала мне Мила в работе над фильмом «Полторы комнаты»! Советы эти были на редкость уместны. Главное их достоинство состояло в том, что они позволяли взглянуть на сценарий и на фильм с неожиданной точки зрения.
МАША: У Милы была прекрасная, необыкновенно пластичная речь.
АНДРЕЙ: Хорошо, что ты говоришь об этом сейчас: мы дожили до времён, когда о вещах, обязательных для интеллигентного человека, приходится говорить чуть ли не как об исключении.
МАША: Иногда, вернувшись после вступительных экзаменов, Мила жаловалась: на фоне многих нынешних абитуриентов почти каждый из поступавших в прежние времена был просто Шопенгауэр. Мало кто с такой ответственностью относился к слову, устному или письменному, как Мила. Конечно, это проявлялось прежде всего в ее редакторской работе при чтении киносценариев.
Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души.
Дирижер Рудольф Баршай принадлежал к плеяде великих музыкантов ХХ века. Созданный им в конце пятидесятых Московский камерный оркестр покорил публику во всем мире. Постоянными партнерами оркестра были Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс. На пике карьеры в 1977 году Баршай уехал на Запад, чтобы играть сочинения, которые были запрещены в СССР. Он руководил оркестрами в Израиле и Великобритании, Канаде и Франции, Швейцарии и Японии. На склоне лет, в Швейцарии, перед камерой кинорежиссера Олега Дормана Баршай вспоминает о своем скитальческом детстве, о юности в годы войны, о любви и потерях, о своих легендарных учителях, друзьях, коллегах — Д. Шостаковиче, И. Менухине, М. Ростроповиче, И. Стравинском, — о трудностях эмиграции и счастливых десятилетиях свободного творчества.Книга создана по документальному фильму «Нота», снятому в 2010 году Олегом Дорманом, автором «Подстрочника», и представляет собой исповедальный монолог маэстро за месяц до его кончины.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга Яна Карского, легендарного курьера польского антигитлеровского Сопротивления, впервые вышла в 1944 г. и потрясла мир. Это уникальное свидетельство участника событий, происходивших в оккупированной Польше, разделенной между Германией и СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Мобилизованный 24 августа 1939 г., молодой поручик Ян Козелевский (Карский — его подпольный псевдоним) сначала испытал ужас поражения от немцев, а затем оказался в советскому плену. Чудом избежав Катыни, он вернулся в Варшаву и стал работать в подполье.
«Идет счастливой памяти настройка», — сказала поэт Лариса Миллер о представленных в этой книге автобиографических рассказах: нищее и счастливое детство в послевоенной Москве, отец, ушедший на фронт добровольцем и приговоренный к расстрелу за «отлучку», первая любовь, «романы» с английским и с легендарной алексеевской гимнастикой, «приключения» с КГБ СССР, и, конечно, главное в судьбе автора — путь в поэзию. Проза поэта — особое литературное явление: возможность воспринять давние события «в реальном времени» всегда сочетается с вневременной «вертикалью».
Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922)
Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — “Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции” — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы.