Я медленно открыла эту дверь - [96]
АНДРЕЙ: Ее мудрость заключалась не в том, чтобы вещать прописные истины, что свойственно некоторым записным мудрецам, а в том, прежде всего, чтобы уметь в многосложных жизненных обстоятельствах, как и в творчестве, отделять главное от поверхностного, преходящего. Притом что – и это знает каждый – вещи способны мимикрировать, и второстепенное, наносное рядится в наряд чего-то незаурядного, а вещи существенные говорятся скромно, как бы впроброс – и это очень важно, особенно в искусстве. Чехов это понимал.
В общем,
(Б. ПАСТЕРНАК).
МАША: Посмотреть порой на сложные вещи как бы отстраненно также было в числе необыкновенных умений Милы. В таких случаях, видя, что обсуждаемая проблема представляется неразрешимой, Милочка с каким-то юношеским азартом вдруг восклицала: «Да завались оно всё за ящик!»
АНДРЕЙ: Я теперь жизнь свою не представляю без этой поговорки!
МАША: Как пароль мы передавали выражения, которые становились общими и для Милы, и для нас. Однажды, много лет назад, Миле пришлось обратиться по печальному поводу к агенту бюро ритуальных услуг. Та, напутствуя Милу, перечисляла предстоящие хлопоты и всё приговаривала: «И без денежки никуда не ходим». Мила рассказывала это с печальным юмором, и мы взяли это высказывание на вооружение. Оно было актуальным в советское время, осталось таковым и поныне.
Ей очень понравились слова нашего трехлетнего внука, который, принимая активное участие в перестановке мебели, нарочно спотыкался и бесконечно повторял вслед за мной, сказавшей «боже мой, опять?!»: «Бозе мой, бозе мой, опать…». Когда Милочка практически перестала видеть, то часто шептала, нащупывая на столе зажигалку, эти слова именно в такой транскрипции.
Мила по-особенному трепетно относилась к традициям, которые чтились в доме Ермолинского – Луговской. И то, что перстень с руки Михаила Афанасьевича Булгакова оказался на руке Милы, было закономерным.
АНДРЕЙ: А как это произошло?
МАША: После смерти Булгакова его перстень носила вдова Елена Сергеевна. Она рассказывала, что Михаил Афанасьевич надевал этот перстень с аметистом всякий раз, когда должен был читать труппе новую пьесу. Чтения проходили удачно, ибо перстень был – как утверждал Михаил Афанасьевич – заговоренный.
После ухода Булгакова Сергей Александрович остался дружен с Еленой Сергеевной. В 1950 году Ермолинский получил возможность прочитать труппе театра имени Станиславского свою пьесу «Грибоедов». Он очень волновался. И этому было много причин, одна из них – в том, что Сергей Александрович еще не был реабилитирован. Елена Сергеевна, как никто понимавшая волнение драматурга накануне читки, сняла с пальца заветное кольцо и надела на руку Ермолинского – на счастье. А когда она узнала, сколь успешно прошло чтение – пьеса стала «хитом» и украшала репертуар театра не один сезон, – то просила Сергея Александровича оставить кольцо у себя.
После смерти Сергея Александровича кольцо – в память о Михаиле Афанасьевиче, Елене Сергеевне и своем муже – стала носить Татьяна Александровна, причем, видимо, по умыслу – аметистом вниз. А после ее ухода, также камнем вниз, пряча кольцо от чужих глаз, стала носить Мила.
И снова роковое число февраля заставило нас плакать: Мила умерла 14 февраля, а хоронили ее в годовщину смерти Татьяны Александровны и Сергея Александровича.
АНДРЕЙ: Мила вспоминается оптически очень отчетливо, хотя ее прекрасный облик всегда был окутан сизым дымом: сигарету она буквально не выпускала из рук. Для Милочки сигарета в руке – иногда в длинном мундштуке – атрибут непременный. Портрет ее мог бы иметь подпись: «Красавица курящая».
МАША: И в конце жизни, уже практически ничего не видя, Мила ощупью находила пачку с сигаретами и зажигалку. Пламени ее она не видела, но реагировала на щелчок, обозначавший зажигание. И тогда начиналась новая мука: конец сигареты должен был попасть в голубоватое пламя зажигалки…
АНДРЕЙ: Вспоминая эти последние для Милы времена, нельзя не поражаться тому мужеству, той стойкости, с которыми она переносила постигшие ее в конце жизни недуги.
МАША: Не было дня, а чаще – позднего вечера (мы обе «совы»), чтобы мы не говорили по телефону. Она часто просила повторить стихотворение, которое я помнила из моей филологической юности, малоизвестного теперь поэта Ивана Тхоржевского:
АНДРЕЙ: Мила, проделав путь от комсомолки и члена партии, пришла к глубоко прочувствованной вере в Бога. Быть может, именно это помогало ей с достоинством и смирением переносить все страдания, выпавшие на ее долю.
МАША: Мила действительно была мне сестрой, была очень важной частью моей жизни. Многие телефонные разговоры заканчивались цитированием любимого нами Пастернака. И теперь, думая о Миле, я обращаюсь к ней, к ее светлой памяти словами, в которых для меня навсегда заключен ее образ: «Сестра моя, жизнь…»
Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души.
Дирижер Рудольф Баршай принадлежал к плеяде великих музыкантов ХХ века. Созданный им в конце пятидесятых Московский камерный оркестр покорил публику во всем мире. Постоянными партнерами оркестра были Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс. На пике карьеры в 1977 году Баршай уехал на Запад, чтобы играть сочинения, которые были запрещены в СССР. Он руководил оркестрами в Израиле и Великобритании, Канаде и Франции, Швейцарии и Японии. На склоне лет, в Швейцарии, перед камерой кинорежиссера Олега Дормана Баршай вспоминает о своем скитальческом детстве, о юности в годы войны, о любви и потерях, о своих легендарных учителях, друзьях, коллегах — Д. Шостаковиче, И. Менухине, М. Ростроповиче, И. Стравинском, — о трудностях эмиграции и счастливых десятилетиях свободного творчества.Книга создана по документальному фильму «Нота», снятому в 2010 году Олегом Дорманом, автором «Подстрочника», и представляет собой исповедальный монолог маэстро за месяц до его кончины.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга Яна Карского, легендарного курьера польского антигитлеровского Сопротивления, впервые вышла в 1944 г. и потрясла мир. Это уникальное свидетельство участника событий, происходивших в оккупированной Польше, разделенной между Германией и СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Мобилизованный 24 августа 1939 г., молодой поручик Ян Козелевский (Карский — его подпольный псевдоним) сначала испытал ужас поражения от немцев, а затем оказался в советскому плену. Чудом избежав Катыни, он вернулся в Варшаву и стал работать в подполье.
«Идет счастливой памяти настройка», — сказала поэт Лариса Миллер о представленных в этой книге автобиографических рассказах: нищее и счастливое детство в послевоенной Москве, отец, ушедший на фронт добровольцем и приговоренный к расстрелу за «отлучку», первая любовь, «романы» с английским и с легендарной алексеевской гимнастикой, «приключения» с КГБ СССР, и, конечно, главное в судьбе автора — путь в поэзию. Проза поэта — особое литературное явление: возможность воспринять давние события «в реальном времени» всегда сочетается с вневременной «вертикалью».
Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922)
Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — “Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции” — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы.