Я — математик. Дальнейшая жизнь вундеркинда - [61]

В конечном итоге тема многочисленных бесед, которые мы вели с Розенблютом дома и на семинаре, сводилась к обсуждению возможностей применения в физиологии математики вообще и математической теории связи в частности. В результате этих разговоров возникли вполне реальные предпосылки для более тесной совместной работы, для которой, как мы надеялись, могли представиться какие-либо благоприятные возможности в будущем.

9. ПРЕДВЕСТНИКИ КАТАСТРОФЫ. 1933—1935

Пока я был в Англии, депрессия окончательно захлестнула Соединенные Штаты. К нашему возвращению она вступила в новую фазу; больше нельзя было сомневаться, что тревожные предзнаменования, и раньше не оставлявшие места для иллюзий, оказались пророческими. Как раз к приезду Пейли в Америку Англия произвела девальвацию. Я хорошо помню, как Пейли уверял меня, что этот шаг свидетельствует об исключительной мудрости правительства, так как благодаря своевременно принятым мерам Англия, в конце концов, безусловно окажется в более выгодном положении, чем другие страны. Пейли справедливо говорил, что Америка все равно вынуждена будет сделать то же самое, а преимущество всегда на стороне того государства, которое решится на это первым. Было ясно, что мир стоит перед лицом серьезных потрясений, которые наша уродливая социально-экономическая система, кое-как склеенная после войны, может и не выдержать.

Когда я в последний раз видел в Цюрихе Леона Лихтенштейна, у него было очень подавленное настроение. Оно было вызвано главным образом политическими успехами Адольфа Гитлера и нацистской партии. Леон понимал, что нацистский путч означает катастрофу и что катастрофа эта не за горами. Чуть позже, когда в газетах появились первые сообщения о начавшихся в Германии преследованиях евреев, я получил от Леона совершенно отчаянное письмо. Оказалось, что он бежал в Польшу, не дожидаясь путча. В письме, посланном из курортного городка Закопане в Высоких Татрах, Леон просил подыскать ему работу в Соединенных Штатах.

Я немедленно начал наводить справки, но еще до того, как мне удалось что-нибудь разузнать, пришло известие о том, что он умер от разрыва сердца; если не ошибаюсь, сообщила об этом его жена. Именно тогда я понял, что для нас, американских математиков, наука должна временно отойти на второй план; в первую очередь мы должны объединить наши усилия в поисках работы и средств к существованию для множества ученых, вынужденных волей обстоятельств покинуть свою родину.

Приблизительно в это же время я получил письмо от жены д-ра Саса, милого маленького венгра, заботливо опекавшего меня в трудные студенческие годы в Геттингене. Письмо произвело на меня тяжелейшее впечатление. К счастью, вскоре состоялось заседание Математического общества и мне представилась возможность поговорить с моим коллегой из Цинциннати Ирвингом Барнеттом, тем самым математиком, который когда-то познакомил меня с теорией обобщенного интегрирования. Барнетт сказал, что через некоторое время он сможет устроить Саса у себя; пока же дирекция МТИ соглашалась на один-два года принять его к нам, что было крайне важно, так как за этот срок он мог существенно усовершенствовать свой английский.

Сас переехал в Америку, а через некоторое время к нему присоединились дочь и брат. Около двадцати лет трудится он в Соединенных Штатах, и известность, завоеванная им в Америке, гораздо более соответствует его замечательным способностям, чем то скромное положение, которое он занимал в Германии.

Но Сас был только первой ласточкой. Вскоре в Америку хлынул целый поток эмигрантов, который частично прошел и через мои руки. Я помогал найти работу в Соединенных Штатах Радмахеру, Полья, Сеге и многим другим.

Профессор Радмахер из Бреслау[95] приехал в Соединенные Штаты по приглашению Кляйна, работавшего в Пенсильванском университете. Узкой специальностью Радмахера была аналитическая теория чисел — область математики, до этого очень слабо представленная в Америке. Радмахер создал у нас целую школу ученых, работающих в этом направлении; многие из лучших его работ также выполнены в Соединенных Штатах.

Венгры Полья и Сеге были особенно сильны в классическом анализе. Еще до приезда в США они вдвоем написали очень интересную книгу, составленную из большого числа задач того уровня, который наиболее подходит для молодых людей, только начинающих самостоятельную исследовательскую работу. Их обоих приютил Стэнфордский университет, с которым Полья расстался совсем недавно, достигнув пенсионного возраста.

Эмми Нетер, самая замечательная из женщин-математиков, была тепло принята в Брин Маре[96]. К несчастью, через несколько лет после переезда в Америку она умерла. Судя по всему, ее смерть никак не связана с нацистским режимом.

Еще до присоединения Австрии к Германии Менгер написал мне из Вены, прося выяснить, можно ли ему рассчитывать на прибежище в Соединенных Штатах. Нам удалось добиться его приглашения в университет Нотр-Дам; позже он перешел в Иллинойский технологический институт.

Принстонский университет охотно распахнул двери перед фон Нейманом, бывшим в детстве чем-то вроде вундеркинда, Эйнштейном и Германом Вейлем, бесспорно величайшим немецким математиком после Гильберта. Позже они все втроем перешли во вновь организованный Институт перспективных исследований