Я люблю Будду - [22]

хавьер, извергая сердечные рукопожатия, как вулкан грубоватой и неуклюжей мужской обходительности, приветствует каждого “кролика”: “конбанва. как дела, черт побери?” — и улыбается подкупающе ассиметрично. он подходит бочком к одному хоккеисту, который наполовину японец, наполовину норвежец.

— у вас есть моя визитная карточка, сэр?

этот “сэр” на удивление слащавый, мне показалось, или хавьер действительно весь расплылся и разомлел, обращаясь к нему? или это была дрожь удовольствия, исходящая из головы, где он подсчитывает в уме вероятную прибыль за сегодняшний вечер, и направленная прямо в пах, где он приберегает на будущее свое вожделение к тугой мокрой щелке, он достает визитку из серебряного футляра, который он получил в качестве о-миягэ от одного из благодарных клиентов, он еще тогда подумал, что это был передаренный о-миягэ, но его это нисколько не обижало, в конце концов, и костюм от версаче, в которым он ходит в бар по вечерам, достался ему с плеча одного русского наркодилера, который отринул мирские блага и ушел в дзен-монахи.

— вот, сэр. возьмите, второй номер — это кейтай. по нему меня можно застать в любое время, круглосуточно, семь дней в неделю.

“кролик”, который потом будет скромно улыбаться, когда шерон стоун скажет ему. что он похож на киану ривза, сейчас безо всякого интереса изучает визитку, и выдает единственный комментарий, на который способен:

— хавьер ватанабэ? интересное имя.

бинго, выход на финишную прямую к крепкой мужской дружбе, теперь хавьер может разыграть свою козырную карту: “У нас у обоих намешано разных кровей, иногда это мешает, но в целом нам есть, чем гордиться”.

— моя мама — наполовину испанка, наполовину бразильянка, отец — наполовину колумбиец, наполовину японец, сейчас они живут в канаде.

киану реагирует непредсказуемо:

— правда, в канаде? у нас там проходят летние тренировки, собственно, я там и вырос! я обожаю канаду! а где там живут ваши родители?

хавьер раздувается, как рыба фугу.

— в Ванкувере, прямо на взморье.

— а-а, истинный рай. канада — божья страна.

у хавьера звонит мобильный — устройство, по его мнению, выдрессированное значительно лучше, чем эти глупенькие девчонки, которые работают у него в заведении, — звонит именно в тот момент, когда солнечно-райская тема беседы себя исчерпала, хавьер просит прощения и уходит с телефоном в гардероб, где работает единственная на весь клуб хорватка: девушка с янтарными глазами и сиськами твердыми, как скала, и тупая, как пробка, так что хавьер не боится обсуждать при ней свои дела.

— моси-моси…

это бренди, звонит сказать, что она приболела, хавьер спрашивает с подозрением:

— ты, правда, болеешь? мне казалось, что крупные американские пляжные девочки вообще никогда не болеют, да?

— хавьер, клянусь своей кармой, я действительно заболела.

— своей кармой, да? а голос у тебя вполне гэнки.

ее голос становится очень настойчивым, чуть ли не истеричным:

— я не гэнки!

— бренди, откуда я знаю, может, ты просто перебрала с наркотой, дэсё?

— ты знаешь, что мое тело — храм.

— да, да. но я тебе только-только повысил зарплату, ты хорошо получаешь, бля.

— да, я знаю, спасибо, хавьер.

— и что мне говорить клиентам, если тебя будут спрашивать?

— извинись за меня и спроси, могу ли я перезвонить им завтра, в офис, ну или куда там?

— но завтра ты будь добра, приходи на работу, сириганай.

— завтра приду обязательно, честное слово, буду лечиться травами, весь сегодняшний вечер и завтрашний день.

— я уже жду не дождусь, чтобы сделать глоточек бренди, да?

— дзя нээ.

[щелчок, непрерывный гудок.]

Глава 40

из дневника неогейши:

знаменательный сон вчера ночью, крупным планом: модель токио в масштабе, замечательная модель, на которой детально представлено каждое здание на каждой улице, вплоть до маленьких частных домиков в переулках, все раскрашено розовато-лиловым и бледно-зеленым — цветами, которые часто используют в оформлении стоматологических клиник, потом камера отъезжает и дает общий план модели на столе перед огромным окном во всю стену, за окном — панорама настоящего токио ночью в сиянии огней, стол с моделью (и камера тоже) расположены в комнате на вершине высокого небоскреба, город — далеко внизу, у стола стоит девочка, белая европейка, совсем-совсем маленькая, лет пять или шесть, ее светлые волосы собраны в хвостик, на ней — черный китайский шелковый халат, она курит длинную тонкую сигарету, а свободной рукой указывает на различные части модели, объясняет топографию токио. строгим учительским тоном она произносит названия районов города ‹это сибуя, это синдзюку. икебукуро. акасака. касу-мигасэки.› и так далее, город у нее за спиной сверкает красными огнями, похоже, что это был коктейльный зал в пентхаусе большого отеля, и девочка выглядела так нелепо в моем халате…

Глава 41

по-моему, ясно без лишних упоминаний, что Предводительница самым внимательным образом изучила все существующие религии, будь то древние, старые, новые и самые новые, она изучила людей, которые вообще ни во что не верят, она не любила ходить в юбках, ей, в принципе, нравился окономияки: она считала, что это вкусно, пусть и слегка отдает чем-то прогорклым, она. мастурбировала всякий раз, когда премьер-министр хасимото выступал по телевидению, ее возбуждал автобус № 6 до сибуи. она делала вид, что не говорит по-английски, когда туристы пытались спросить у нее дорогу; и не говорит по-японски, когда этот парень из служащих метрополитена объяснял ей, как брать билет в автомате, она читала в три раза быстрее среднестатистического читателя.