Я - Кукла - [33]

Таня ошалело посмотрела на меня и вышла из кабинета.

— Мистер Нейман, эти алмазы делал я на своей установке. Все эти окраски проходили перед моими глазами.

Нейман подпрыгнул с кресла и перегнулся через стол ко мне

— Дмитрий, вы правда добились крупных размеров?

— Да, это так.

— Дмитрий, это же здорово. А как их себестоимость?

— Нормально. На уровне найденных.

Нейман плюхнулся в кресло. Лицо его запотело от волнения.

— Кто же тогда переправляет их в Индию?

— Увы, я не знаю.

— Слушай, Дмитрий. Я подумал сейчас и решил, что мы никому не скажем, что эти камни искусственные. Если все узнают об этом, цены на рынке поменяются не в нашу пользу. Мы итак сейчас с трудом их удерживаем на должном уровне.

— Наверно это разумно.

— Тогда договорились. Но твое молчанье должно стоить денег. Полпроцента от стоимости этих алмазов устроит, правда с условием изготовления не более 15 камней в месяц. Деньги перечисляются в Дойче банк на ваше имя.

— А Таня? Как с ней?

— Сейчас мы убедим ее в обратном. Скажем, что камни нормальные. Мэри, — сказал Нейман пульту, — Пусть эксперт из России войдет.

Таня вошла и присела в кресло у стола.

— Миссис Дубинина, мы долго взвешивали все факты подтверждающие искусственность камней и Дмитрий не смог убедить меня в этом. Так, Дмитрий?

— Да.

— Поэтому, мы решили, что каждый остается при своем мнении и эти камни наша фирма продает по рыночным ценам.

— Простите, мистер Нейман, но в Европе и пожалуй в мире, лучшего эксперта, чем Дмитрий нет. Если он сказал, что это искусственный камень, то это действительно так.

— Мистер Нейман показал мне каталог камней из Бразилии и я с удивлением увидел окрас алмазов как этот, — пришел я на помощь Нейману.

— Вот видите, — обрадовался Нейман.

Он заказал коньяк с кофе и мы, поболтав для приличия еще немного, уехали в отель.

— Дима, ты уверен, что алмазы настоящие?

— Нет. Алмазы искусственные.

— Значит он просто держит рынок?

— Да.

— Так зачем нас приглашали?

— Для престижа. Им невыгодно сбивать цену рынка.

— Вот сволочи. Небось нами и прикроется.

— Само собой разумеется.

Таня и я получили подарки от фирмы: по видеомагнитофону и по десятку кассет.

Начальник выслушал меня, нервно теребя пальцами бумаги. Про то, что я открылся Нейману, рассказав ему о работающей у нас установку, промолчал.

— Значит он спросил тебя, кто их изготавливает и переправляет в Индию?

— Да.

— Это хорошо, что ты сказал, что не знаешь, но теперь эта свора, не только он, но и другие, будут искать источник появления камней и их маршрут. Это у господ хорошо налажено.

— Виктор Степанович. Ведь я знаю, что камни наши, с моей установки.

— Ну и молчи. Что думаешь, я их переправляю и деньги получаю. Здесь и по выше есть. Мне придется доложить о твоей поездке. Составь грамотно отчет и ни слова о том, что ты догадался.

— Хорошо.

Идею новой установки для производства алмазом я нашел в Военмехе, подсмотрев дипломный проект одного студента о штамповке взрывом. Почему бы мне взрывом не создать высокое давление в камере, а если удержать его в течение длительного времени, да еще при высокой температуре, то условия для получения алмаза выполнены. Самое тяжелое оказалось удержать давление. Здесь я год помучился, но получилось, а энергия взрыва оказалась дешевле, чем гидравлическая, что сказалось на себестоимости алмаза.

— Ира приходила, — сообщила мне мама, — Юбку взяла. Я ее чаем попоила, уговорила еще придти.

— Ну и как, уговорила?

— Сегодня придет. Я пообещала ей сшить кофточку с кружевным воротничком.

— Ну, мамуля, ты и дипломат.

— Ладно тебе, ты лучше девчонку не упусти. Для тебя стараюсь, золото, а не девочка.

Золото примчалось, как метеор и тут же после непродолжительного рандеву, ринулось обратно. Я рванул за ней, догадываясь, что она может упорхнуть навсегда.

— Не надо меня провожать. Не надо.

— А я тебя не провожаю. Я охраняю.

— Мне охрана не нужна, — гордо задрала носик она.

— Вон видишь, три парня стоят у подворотни. Здесь уже который раз с девушками происходят несчастья.

— Где, где они, — вдруг испугалась она.

Мы прошли молча мимо подворотни и она ни слова после не сказала о том, что мне нужно уйти.

— Как вы съездили за границу?

— Плохо. Я заврался так, что теперь распутаться не могу.

— А надо было врать?

— Конечно. Это связано с моей работой. О ней там нельзя распространяться.

— И все по камням?

— Все по камням.

— А я ходила в геологический музей. О работе вашей мамы там никто не знает, только говорят, что по приказу Берии коллекцию за неделю привели в порядок.

— Так и было. За мамой пришли и отец думал ей конец, но через неделю она пришла, жива и невредима.

— Какой ужас. Наверно, все семьи должны через что-то пройти.

— Ты хочешь сказать, через страдание.

— Да.

Она отрывисто бросила на меня взгляд и больше ни о чем не спрашивала. Мы прошли два квартала.

— Я пришла домой.

Она заколебалась, потом нерешительно сказала.

— Пойдем, я тебе покажу одну вещь… Пообещай, то, что ты увидишь, не скажешь никому.

— Обещаю. Пойдем.

Она повела меня по лестнице до третьего этажа. Трясущимися руками открыла дверь, — Иди первый.

В квартире пахло мочой и вонью человеческих испражнений. В большой комнате на полу сидела спиной к дивану грязная большая девица, лет 17, с белесыми, распущенными патлами волос и испачканной одежде. Она не оглянулась на меня, ее взгляд уперся в пол, руки вяло гладили ворс ковра.