Я - контрабандист - [44]
Мы помахали друг другу, поулыбались, прокричали обычные в таких случаях фразы: «Ну как?!», «Все в порядке?», «Когда разгрузка?» и так далее, и уже устали улыбаться и начали тяготиться этим взаимным созерцанием.
– Идите! – махнул я им.
Максим все же остался, чтобы узнать результаты досмотра. Досмотр производил один-единственный таможенник (остальные из этой смены работали на пассажирском теплоходе «Несмеянов», представлявшем, очевидно, для них гораздо больше интереса). Наше суденышко стояло, оттянувшись на канатах, метрах в пяти от берега. Полоса воды служила, по представлениям таможенников, надежной границей, и потому желтую ленту сняли (вместе с пограничником и его апатичной собакой).
Досмотр начался с каюты екатеринбуржцев – Юры и Василия – и тянулся уже больше часа. Что там происходило, оставалось только гадать. Все прочие пассажиры в это время встревожено бродили по коридорам и палубам, невзирая на приказ «всем оставаться на своих местах», тихо переговаривались.
– Перешел в другую каюту, – шепнул кто-то.
Появился Василий с капельками пота на смуглом лбу.
– Ну, озверел! – закатил он свои темные цыганские глаза. – Наборы посуды у нас задекларированы – заставил все распечатать и в каждую кастрюльку заглянул. Постели, одежду – все перетряс. Не иначе навел кто-то…
Не говоря никому ни слова, я поспешил в свою каюту, извлек из обувного отделения шкафчика блокнот с компрометирующими записями (количества товаров, цены) и замер, не зная, куда его спрятать. Казалось, куда ни спрячь, везде его легко найти. Прокидав в уме с десяток вариантов, я сунул книжицу в полиэтиленовый пакет, пихнул туда же кусок мыла для веса и, выскочив на корму, метнул эту посылку Максу на берег.
О дальнейших действиях «озверевшего» таможенника поступали разрознен–ные сведения: «Трюм опечатал», или: «Сказал, чтобы в ВЦ весь товар разложили, будет сверять со списками…»
Наконец, до всех дошло… Стали спешно собирать деньги. По идее, это должен был организовать представитель фирмы Женя, который все это время суетился возле рьяного таможенника. Когда же он передал взятку и досмотр пошел веселее, лицо у Жени сияло самодовольством благодетеля. Скоро он забежал к нам с Володей в каюту, возбужденный, раскрасневшийся, точно именинник.
– Есть чего-нибудь из выпивки? Давайте быстренько! – фамильярно потребовал он. Забрал у меня несколько баночек пива. Юра с Василием пожертвовали бутылкой рома. В чьих-то коробках проткнули дыру и вытащили с десяток пачек чипсов.
Пока таможенника потчевали, я вышел на палубу. Стояла звездная ночь. Огромная мерцающая туша «Несмеянова» беззвучно застыла рядом, точно прислушиваясь к происходящему у нее внутри. А там, наверное, аппетиты таможенников были куда неуемнее.
– Вадим! – окликнули меня с берега (Макс все еще был здесь). – Таможня все что ли?
– Все, – сам еще не веря в это, ответил я.
Таможенника ублажали часов до трех ночи. Затем он объявил, что его ждут коллеги и что их тоже нужно чем-нибудь побаловать. Собрали гостинцев и для коллег.
На протяжении оставшейся ночи в коротких, быстротечных снах для меня продолжался таможенный досмотр. То мне снился давешний таможенник, которого я так и не лицезрел в реальности. В сновидении он был похож на корейца полисмена, выманившего у меня двадцать долларов. С грозным кличем: «Э-э-э» – он решительно отбрасывал брезент, и под ним не оказывалось коробок с чипсами, а громоздились одни мои мешки. Таможенник (он же полицейский) с томительной медлительностью развязывал мешок, торжествую–ще переворачивал его, и на палубу струей сыпались цветные стеклышки. И я уже не боялся таможенника, а суматошно соображал, как я объясню Олегу, почему вместо кроссовок я привез стекляшки… (Не те ли это стекляшки, о которых кричал шеф в нашу последнюю с ним встречу? Стекляшки, за которые страна расплачивается недрами?..) То я как будто метался по каюте с пачкой валюты, не зная, куда ее спрятать. Вот-вот откроется дверь, и войдут таможенники. Откуда-то появлялся Витька Жупиков. «Послушай меня, – говорил он, – у меня есть опыт: прячь в трусы».
В шесть утра заработали двигатели, и мы отбыли на «пески», то есть на сорок четвертый причал. Уже при разгрузке ко мне стали подходить покупатели-вьетнамцы, и я продал им прямо с теплохода тридцать мешков тапок по хорошей цене. В тот же день появились сахалинцы, уссурийцы и забрали все кроссовки, ремни, сумки и половину женских тапочек.
МАЛИКА
Вечером мы пили джин с тоником. Надо полагать, в эти минуты физиономия у меня была не менее самодовольная, чем у Жени из фирмы «Марштур». Все завершилось прекрасно, и я усмехался в душе, вспоминая Шурины предсказания неудач и крупных финансовых потрясений.
Малика, жена Тимура, смуглая, широколицая, с длинной темной косой, хлопотала на кухне и не позволяла мне даже стереть со стола пролитый тоник.
– Вы что делаете?! – с ужасом на лице вскакивала она и выхватывала у меня тряпку. – Сядьте, я сама все сделаю.
Я разморено откидывался на спинку стула.
– Вадим, а ты кроссовки мне привез? – потупясь, спрашивал Тимур.
– А как же! – улыбался я, любуясь широтой своих жестов. – В коридоре пакеты – там кроссовки, и пиво, и печенья две коробки. Тащи все сюда!
«Грамотный и вдумчивый читатель, безусловно, оценит блестящий по мастерству и бесстрашный по психологическому анализу рассказ „Танечка“, написанный в самых лучших традициях русского реализма. Этот рассказ невольно напоминает страшный и печальный рассказ замечательного русского писателя Виктора Астафьева „Любочка“. Но не сюжетом… Разумеется, в обоих рассказах заметно сходство: в том и другом случае – изнасилование героини. Но какая разница в развитии фабулы! И ежели в рассказе В. Астафьева работает динамика, „экшен“, результат, то рассказ А.
Проводив жену в командировку, Жорж готов к «самым несусветным оргиям» и с этой целью приводит домой двух абсолютно раскрепощенных девиц. И они устраивают ему такую оргию!..Эту озорную историю невозможно читать и слушать без смеха, но при этом она еще и насквозь эротична!Книга адресована искушенному читателю, ценителю тонкой, психологической эротики.
Классический, казалось бы, вариант: жена уехала в отпуск, а затосковавший без женщин муж пригласил в гости подрабатывающую проституцией студентку. Однако просто секса Артёму мало, и он убеждает смуглую красотку «сыграть в любовь», притвориться, будто они не случайные партнеры на час, а настоящие любовники – пылкие и романтичные. «Сделай милость… скажи, что любишь меня, – просит он. – Скажи: Артёмчик, люблю тебя». А вот сможет ли он упросить жену сказать ему эти же слова?…Книга адресована искушенному читателю, ценителю тонкой, психологической эротики.
Сборник повестей и рассказов питерского писателя Андрея Неклюдова «Звезда по имени Алголь» — это истории о первой любви, взрослении, взаимоотношениях подростков друг с другом и миром взрослых, написанные со знанием жизни, с юмором и большим уважением автора к своим героям.
Что бывает, если человек после долгих лет встречает свою первую любовь, которую когда-то обожествлял, но которая теперь вызывает вполне земные желания? И к чему приведут их странные эротические игры, в которых тайно, оказывается, участвует еще и третье лицо?Книга адресована искушенному читателю, ценителю тонкой, психологической эротики.
В этой повести петербургского писателя Андрея Неклюдова с предельной откровенностью описываются интимные стороны человеческой жизни, эротические сновидения, фантазии, переплетающиеся с явью. Автором выведен образ современного Дон-Жуана, одержимого не столько коллекционированием любовных связей, сколько страстным (и в конце концов губительным для него) стремлением отыскать в женщине самую сокровенную, самую пронзительную струну ее загадочного естества, стремлением найти предел наслаждения. В повести имеется все, чтобы взбудоражить, увлечь, а возможно, и возмутить читателя. «Андрей Неклюдов пишет предельно откровенно, без малейшего стеснения, обнажая и с научной дотошностью препарируя самые сокровенные, порою стыдные пружины наших желаний.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.