Я - [6]

Глава 6. Бег на месте

Я присел. Как долго я бежал не могу точно сказать. Может быть, час, может дольше. Время в этом мире будто остановилось. Ничто не напоминало о его ходе и ничто не могло служить ориентиром. Теперь я сомневался в правильности моего решения двигаться в выбранном направлении. Мне уже казалось, что это не имеет смысла. Но не стоит сожалеть о сделанном выборе. В конце концов, правильного выбора не существует, и любой мой шаг будет ошибкой. Оставаться же на месте — еще более глупая ошибка. Когда не знаешь что делать — делай шаг вперед. На мой взгляд, мудрое изречение, хоть я и не помню, кому оно принадлежит. Вот я и сделал этот шаг. В любом случае это единственное, что я мог сделать, выбирать можно было только направление движения. Да и то, я думаю, от выбора другого направления ничего бы сейчас не изменилось. Но это не важно, тут важен был сам процесс движения, а не его результат в виде перемещения меня в пространстве. Если отбросить все условности, то можно говорить что в пространстве я и вовсе не переместился. Как будто здесь не существовало и пространства в привычном человеческом понимании. Так как бы выглядел мир без времени? Отсутствие времени позволило бы мне перемещаться в пространстве с бесконечной скоростью. Тогда выходит, что я могу мгновенно пересечь все пространство от края до края? Нет, вопрос поставлен неверно. Получается, что я заполнял бы собой все это пространство, находясь одновременно в каждой его точке? Следовательно, я был бы равен этому пространству! Парадокс. Несомненно. Вопрос в другом: чей это парадокс? Данной вселенной или человеческого примитивного восприятия и, как следствие, еще более примитивного языка описания? Я склоняюсь ко второму варианту. Но если здесь пространство существует в непривычном для человека виде, тогда что это за вид? По каким законам существует и чем отличается здешнее пространство? Во–первых, оно однообразно. Даже есть что–то в этом искусственное. Во–вторых, оно ограничено. Да–да, несмотря на кажущуюся бесконечность, мнимый объем — оно существенно ограничено. Этакая тюрьма с неощутимыми границами. Это когда ты доходишь до стены и идешь дальше, а тюрьма передвигается вместе с тобой. И ты вроде далеко ушел, много прошел, а оглядываешься — ты все еще в своей камере два на два метра. Вот и я попал в такую тюрьму, застрял где–то. А что надо сделать, что бы выйти? Хорошо себя вести. Точнее «правильно» себя вести. И тогда через определенное время меня выпустят. Или можно попытаться сбежать. Но для того что бы это сделать нужно понять устройство этой тюрьмы, ее структуру. И самое главное, нужно ЗНАТЬ КУДА бежать. Ведь если бежать некуда, теряется смысл побега. А бежать мне было некуда…

Остается только «правильное» поведение. Я должен что–то сделать, что–то понять. То, что от меня хотят. А когда я сделаю это, что получу взамен? Ради чего мне стараться? В данный момент у меня всего одна цель, одно желание — попасть в «другое» место. Ну, допустим, оно осуществится, и я окажусь в этом самом «другом» месте. И что тогда? Что я там буду делать? И зачем мне это нужно? И кому я там нужен? Чем это место для меня хуже другого? А не все ли равно где я буду находиться? Я не мог ответить на все эти вопросы, я вконец запутался и моя цель, до того четкая и яркая, вдруг померкла и расплылась. И я боялся, как бы она совсем не исчезла. Ибо человеку нужна цель, что бы жить.

Итак, я находился в тюрьме и времени у меня, судя по всему было предостаточно.

Глава 7. Палка, палка, огуречик

Когда человеку нечем заняться, он не находит себе места. Так случилось и со мной. Поток моих мыслей иссяк, я не мог больше придумать ничего дельного, в голове крутилась всякая ерунда, обрывки фраз и мыслей. Окружающий мир не давал мне повода для взаимодействия с ним, и мы теперь просто существовали как бы рядом друг с другом, как две параллельные линии. И наверно именно в такие минуты отчаянья и отчужденности рождается душевный порыв. Я встал, подошел к ближайшей ровной стенке, наклонился и подобрал маленький, острый обломок кирпича и стал рисовать. Кирпич в моей руке начал крошится, оставляя неровный, хорошо заметный след на стенке. Я очень старался. У меня получился немного неровный круг. Пойдет. Внутри этого круга я аккуратно начертил два небольших, одинаковых овала, в каждом из них выцарапал большую, жирную точку. Теперь, внутри большого круга, снизу от овалов я нарисовал большую дугу, концами вверх. К кругу я начал пририсовывать большой овал. Отлично. Осталось только начертить четыре прямых линии. Две снизу овала, а две к месту соединения его с кругом, одну справа и другую слева. Вот так. Я закончил. Сделал несколько шагов назад и стал придирчиво осматривать свое творение, не выпуская порядком износившийся обломок кирпича из рук. Получилось весьма примитивное изображение человека. Но я был доволен. Улыбка вновь посетила мое лицо. Мой рисунок здорово оживлял окружающий пейзаж. Это было свидетельство того что я был здесь. И что–то после себя оставлю, когда покину это место. Что–то необычное, свое. Что–то живое в этом Мертвом городе. С нормальной, пусть и лысой, головой. Зато нет никаких посторонних отростков. Зачем вообще человеку нужно творчество? Что бы не помереть со скуки? Явно не для того что бы показывать его другим. То есть это второстепенно. В первую очередь творчество нужно человеку для себя. Так люди проявляют себя, быть может, так они лучше познают сами себя, или общаются друг с другом через свое творчество. Хотя тут мне общаться не с кем, кроме самого себя… в любом случае мой рисунок вызвал у меня положительные эмоции. Но что послужило причиной? Нарисовал ли я человечка для того что бы поднять себе настроение, поддержать, или у меня поднялось настроение от того что я хоть что–то сделал? Другими словами, что подняло мне настроение, человечек или процесс рисования? Что было бы, если б я захотел и нарисовал грустного человечка? Думаю, сам процесс рисования вызвал бы у меня положительные эмоции. А вот грустный рисунок — печаль. Хорошо. Тогда какая из этих эмоций была бы сильнее, творческая или созерцательная? Видимо это зависит от значимости для меня данного вида творчества и от качества творчества. И, несомненно, от изначального состояния моего настроения. Но что в моем случае послужило причиной, а что следствием? Настроение ли стало результатом творчества или творчество возникло из настроения? Ведь я нарисовал именно веселого человечка. Допустим, верно, первое, тогда откуда взялось творчество? Что послужило его причиной? Может настроение? Тогда получается, настроение изменяет само себя с помощью творчества? Хм… нет. Что–то другое внутри меня пытается управлять моим настроением с помощью творчества. Но что же это? Мое внутреннее Я? Моя личность? А зачем ей это нужно? Ну и пусть бы настроение мое падало, ведя к депрессии. Депрессия не всегда полезна. Иногда она нужна, что бы разрушить установившиеся ценности, спокойствие, что позволяет личности переосмыслить эти ценности и себя, выбрать новую модель поведения. Но иногда этого и не требуется, ибо депрессия может и разрушить саму личность, вот она и пытается контролировать этот процесс, защищает себя. Интересно. Получается внутри человека, который стремится выжить в окружающем враждебном мире сидит некая личность, которая тоже пытается выживать… где выживать? Ну не в человеке. Ибо на личность сильно влияют факторы окружающего мира. Следовательно, человек всего лишь некий буфер между личностью и миром, оболочка, инструмент. Такой же инструмент личности, что и творчество. А речь тоже инструмент личности? Нет. Речь сильно ограничена правилами и нормами, а так же физическими возможностями человека. Поэтому речь является непосредственным инструментом человека и как следствие, косвенным инструментом личности. Значит, речь не может точно передать послание нашей личности. Это под силу только творчеству и другим непосредственным инструментам личности. Хотя любое творчество в конечном итоге выражается инструментами человека, такими как живопись, речь, музыка, искажаясь при этом. А мысли? Человек изначально мыслит образами. Но выражает свои мысли все же в словах. Даже сейчас, когда я думаю, я выражаю свои мысли скорее в словах, хотя, казалось бы, сам себя я должен прекрасно понимать и «переводить» образы в слова нет смысла, однако я привык так делать и делаю. И наверно не могу уже по–другому. Очевидно, что «перевод» занимает определенное время, занимает часть ресурсов нашего разума. И, самое главное, вносит множество ошибок в наши рассуждения, из–за несовершенства человеческого языка часть смысла теряется или искажается. Логично предположить, что сознание человека работало бы гораздо быстрее, точнее и безошибочнее на образах. Может слова это следующая ступень развития сознания? Они помогают структурировать и сконцентрировать свои рассуждения, сделать их более конкретными. Хорошо это или плохо? Вроде это помогает четче видеть объект в «реальном» мире, но зато пропадает более глобальное и цельное виденье процесса или объекта. А нужно ли человеку мыслить с помощью слов, языка? Это помогает людям понимать друг друга, быстро и практически безошибочно, ну или с небольшими ошибками. А так ли это? Быть может, существует более совершенный способ общения? Но на этот вопрос я не нашел ответа, прервав цепь своих логических рассуждений.