Я из тех, кто вернулся - [22]

Солдаты рассыпались по сторонам, пропуская лейтенанта и встревоженно ежась под прицелом мощного пулемета, способного уложить всю их группу одной стригущей очередью.

– Прекратить разговоры…

Шульгин шел к мечущемуся Касымову спокойным, уверенным шагом, неуклонно сокращая небольшое расстояние между ними и закрывая солдат своей спиной.

– Не подходи-и… – свистел голос пулеметчика. – Совсем не подходи-и…

Но Шульгин шел навстречу черному зрачку пулеметного ствола, спокойно и сосредоточенно, и ни одна жилка не дрожала на его внешне спокойном лице.

Касымов угрожающе шипел что-то, сбиваясь на родной язык, тряслись на спусковом крючке пальцы, вздулись вены на мощной шее под распахнутым воротом, дрожащие ноги искали ускользающую под ними почву.

Шульгин дошел до пулеметчика, спокойно взялся правой рукой за пулеметный ствол и выдернул его легким движением из ослабевших рук тут же осевшего вниз Касымова.

– Приказ остается прежним, – негромко, но очень внятно сказал Шульгин. – Поднять из ущелья все мины.

– Не-е-а… – вяло возразил Касымов, безразлично глядя по сторонам опустевшим взглядом.

– Ну, что ж! Нянчиться с тобой тоже не будем, – усмехнулся Шульгин и скомандовал резким решительным голосом: – Приготовиться к выходу. Занять места в походном порядке. Приготовиться к движению.

Солдаты с шумом выстроились в одну колонну друг за другом, но не беспорядочно, а так, как всегда двигались на операциях по узким горным тропам. Каждый в этой живой цепочке знал, за кем он всегда должен следовать и кто всегда должен следовать за ним.

– Порядок движения меняется, – скомандовал Шульгин, – рядовой Касымов освобождает свое место в колонне.

Головы солдат вопросительно обернулись к сидящему на земле пулеметчику.

– Касымов остается здесь, – пояснил Шульгин. – Группа освобождается от солдата, не желающего выполнять свои служебные обязанности. Прощай, Касымов. – Резко махнул рукой немного растерявшимся солдатам: – Сержант Богунов, приготовить группу к маршу.

Богунов пожал плечами и занял привычное место в голове группы. Шульгин обернулся к оторопевшему испуганному Касымову, кинул ему под ноги пулемет:

– Это тебе пригодится, Касымов. Скоро сюда заявятся гости. Принимай их с радушием. Можешь сам подарить им эти мины. До свидания!

Шульгин кивнул Богунову, и группа начала движение, оглядываясь на оставшегося товарища.

Они прошли уже половину горного хребта, то ныряя в расщелины камней, то выходя на открытое пространство, когда позади раздалось какое-то шумное жалостливое сопение.

Группу догонял задыхающийся, потный Касымов. Бессильные слезы текли по его лицу, оставляя грязные полосы. В руках он держал за хвосты мины, похожие издалека на глушеную пузатую рыбу, и боялся подойти к группе близко.

– Товарищ лейтенант, простили бы вы его, – раздался чей-то голос.

Шульгин обернулся, с любопытством прищуривая глаза. Голос принадлежал рядовому Осеневу.

16

– Товарищ лейтенант, – бормотал за спиной Шульгина Матиевский, – здорово вы шагали на пулемет. Прямо как Матросов. Я даже глаза зажмурил. Это же одно движение пальчика, и – море крови. Как вы так смогли? Вы, что, не боялись?

– А я детдомовский парень, Матиевский, – улыбнулся Шульгин, – мне, безотцовщине, восьмилетку пришлось в детдоме заканчивать. И детдом был, между прочим, имени упомянутого Матросова. Собрались в нем все педагогические ошибки города, непригодные для нормальных школ, – Шульгин наклонился к Матиевскому и понизил голос. – Так вот, Сережа, заметил я еще с малолетства, что трусы звереют, когда их начинают бояться. Если трус заметит, что его начинают бояться, пиши пропало. Обнаглевшего труса так заносит, что не сразу остановишь.

Шульгин оперся автоматным прикладом на камни, легко запрыгнул на крутой валун, протянул Матиевскому шершавый пыльный приклад. Солдат ухватился за приклад, поставил ногу на камень и плавно всплыл наверх, вытащенный лейтенантом точным решительным движением. В Афганистане часто ходили такими боевыми парами, оглядываясь друг на друга и вовремя подавая руку помощи, натренированно, заученно, помогая экономить силы.

– Важно не показывать страха, ну и, конечно, важно диктовать свою волю, – добавил он и пожал плечами, – по-моему, не такая уж и сложная штука.

Матиевский приглушенно захохотал.

– Ага. Все очень просто. Надо запомнить… Продиктовать волю и не показывать страха… Ха-а… Да тут пять раз обделаешься, пока страх спрячешь… А про волю и слов-то нет…

– Метель-один! Я – Метель, прием! – засвистели ларингофоны шульгинской радиостанции.

– Метель-один на связи! – отозвался Шульгин.

– Вижу вашу группу, подошли как раз к самовару. Как там у вас?

– У нас все в порядке, – спокойно ответил Шульгин, умалчивая о недавнем происшествии.

– Метель-один! – захрипел эфир. – Перейди на нашу ротную частоту и слушай меня внимательно. Слушай, Метель-один! Все рейдовые группы «Метели» собрались у назначенных позиций. Присмотрись теперь. Видишь, впереди чистое плато протяженностью более двух километров. Просто чистая скатерочка, а не плато. Посмотри на эту чудную картину. Заметь, не видно ни одной складки на местности. Положение аховое, прикинь… Можешь представить, что произойдет, если на той стороне спрятался хоть один духовский ствол?