Я. Истории из моей жизни - [31]

Помогло.

— Успокойся, — подытожил он.

Я попыталась.

И все-таки я сыграла ту роль. Потрясающая дерзость.

У меня до сих пор хранятся некоторые программки и других спектаклей тех двух лет. Правда, теперь уже и не вспомнить, о чем были те пьесы. Равно как и то, какие роли я в них играла. Я многому научилась.

Благодарю вас, Лоуренс Онхольт и Мильтон Штифел.

Летом в Айворитон позвонили из офиса Джильберта Миллера. Филип Барри написал пьесу под названием «Звериное королевство». На главную мужскую роль планировался Лесли Говард. Были две главные женские роли: его жена и его любовница. Фил хотел, чтобы я сыграла любовницу — Дейзи Сейдж. Я прочла рукопись и была от нее в восторге. Постановку должен был осуществить Джильберт Миллер. Роль была чудесная. Говард в пьесе жил как бы двумя жизнями, поэтому репетировались два пласта. Генеральная репетиция должна была состояться через четыре месяца. Разумеется, я готова была ждать и согласилась на условия офиса Миллера, но контракта фактически не подписала. В тот год мы с Ладди поехали в Европу. Время бежало быстро. И следовательно, работало на меня — я стала звездой.

Репетиции начались, кажется, в ноябре 1931 года. Я оделась по последней моде, обула туфли на высоком каблуке. Это было моей первой ошибкой: теперь я стала выше Лесли Говарда. Я старалась пригибаться, а в обеденный час сбегала домой и переобулась в туфли на плоской подошве. Они не очень смотрелись, но главным в тот момент было: как смотрится он?

С самого начала я почувствовала, что чем-то не устраиваю мистера Говарда. Старалась и так и сяк подладиться… Быть ласковой, женственной… Какой только я не старалась быть, чтобы свести к минимуму чересчур энергичные проявления моего характера. Я прилагала неимоверные усилия — ничто не помогало. Запомнился один неприятный эпизод, когда я сказала: «Нет ли у вас каких-либо пожеланий относительно моей игры, мистер Говард?» И он ответил — я ничего не выдумываю, именно так и ответил: «В сущности, мне совершенно наплевать, как вы играете, моя дорогая».

Вот так… Деликатности в его ответе не было ни на йоту. И я, естественно, растерялась, просто лишилась дара речи. И пошла восвояси. Возможно, он был в дурном расположении духа. Мне никогда не приходило в голову, что он считал меня чем-то, недостойным его внимания.

На следующий день нам нужно было репетировать наши диалоги. Надо было ехать в район западнее Восьмой улицы. У меня была машина. Еще шла первая неделя репетиций. Я предложила Уолтеру Абелю, который по пьесе был моим поклонником, подвезти его. Пока мы добирались, выяснилось, что решили репетировать сцены с женой главного героя, так что на один день нас освободили. Я сказала Уолтеру, что отвезу его обратно домой. По пути в город — он жил на Восьмой авеню — я рассказала ему, как ужасно волнуюсь, как хочу, чтобы роль позволила мне утвердиться, что Фил, в сущности, написал ее для меня. Что…

— О, — сказал Уолтер, — в этом деле ничего просто так не бывает. Как это ни смешно. Разумеется, роль замечательная. Но будут другие.

— О, не для меня, — посетовала я. — Вот в чем дело.

Я высадила его. А когда ехала в гараж, невольно задалась вопросом: а не пытался ли он подсказать мне, почему мы не репетировали? Нет ли чего?.. О нет…

Я вернулась домой. Только открыла дверь квартиры, как услышала телефон. Звонил мой брат Дик, из Гарварда. Он начал рассказывать мне, какую замечательную вечеринку устроят они в мою честь по случаю премьеры и моего дебюта в Бостоне.

Предчувствие.

— Нет, — сказала я. — Еще сглазите. Не надо ничего планировать.

И в этот самый момент раздался стук в дверь.

— Вам телеграмма, мисс Хепберн, — сообщил мистер Брайс, наш консьерж.

— Просуньте ее под дверь, пожалуйста, мистер Брайс.

Я закончила свой разговор с Диком. Прошла к двери. Небрежно вскрыла телеграмму. Она была от Джильберта Миллера.

«Согласно пункту 1 Вашего контракта уведомляем Вас данной телеграммой об истечении срока. Джильберт Миллер».

Уволена… О Боже… Нет… Ведь я несколько месяцев ждала этой роли. И она как нельзя подходит мне. Почему? Так обидеть. За что? О нет! Нет-нет, тут, вероятно, какая-то ошибка! Позвоню-ка Филу Барри. У меня был номер его телефона. После бесчисленных попыток я наконец дозвонилась-таки. Он принимал душ. Я представилась и сказала, что у меня очень важный вопрос. Фил взял трубку.

— Меня уволили.

— Да, я знаю.

— Но почему… за что уволили?

— Ну, если уж говорить правду, пусть и горькую, то ты не показалась в должной мере убедительной.

— О да… Понимаю… О Боже… Да… Нет… Благодарю. До свидания.

Я повесила трубку. Момент был отчаянный. Меня уволили, потому что моя игра не была убедительной. Но я хорошо играла, разве не так? Я так старалась! Роль словно по мне скроена. Что же было не так? И выпячивания никакого с моей стороны не было. Я сдерживала себя. Конечно, я чувствовала, что не нравлюсь Говарду — то есть, может, рост мой его не устраивал: то выше, то ниже его… Может… В общем, что-то ему не нравилось. И никакой платы. Ни цента. А я ведь четыре месяца ждала эту роль. Некрасиво. Да, совсем некрасиво. Нечестно. И все об этом узнают. И как это объяснить? Что ж, надо просто сказать, что меня уволили. О, какой это был удар. Он выбил меня из седла. Хорошо бы скорее получить другое предложение. Я чувствовала себя никому не нужной. Мучилась вопросом, где же я все-таки споткнулась? Чувствовала, что могу играть ту роль. Я все еще брала уроки у Фрэнсис Робинсон-Даф. Она не мучила меня. Я же старательно следила за своими «пи» и «кью». Старалась быть мягкой и приятной. Почему, черт возьми, они уволили меня? Я совсем неплохо исполняла ту роль. Причины предыдущих увольнений были мне понятны. Но это увольнение — нет. Это была моя роль. Почему…