Она задрожала от его слов, в глазах заблестели слезы. За эти годы она тоже не раз думала: «Если бы только…» Ее пальцы ласково дотронулись до синяков, нарушавших совершенную красоту его бронзово-загорелого лица.
– Тебе сегодня было больно… из-за меня, – проговорила она.
Он взял ее руку в свою и поднес к губам. Джини ощутила прикосновение горячих губ, сначала между пальцами, а потом на тонком запястье, где от его прикосновения бешено забился пульс. Джини затрепетала.
– Когда я увидел тебя там, в толпе подростков, Джини, я не поверил, что это ты. Я просто думал о тебе. Я бы восстал против всех сил ада, лишь бы опять найти тебя.
– Но тебя могли задавить!
– Главное, что я остался жив. – Опять в его голосе послышался стон желания. На губах заиграла знакомая лихая улыбка, изгоняя последние слабые попытки Джини контролировать свои чувства.
– Нам не нужно заходить сегодня дальше, – услышал он шепот.
– Ты сошла с ума! – Блеск его глаз говорил о его намерениях.
Он наклонился и пылко поцеловал ее. Она вдохнула терпкий запах его тела и уже не могла оторваться от него.
Руки Джини скользнули под его пиджак, и ощущение от его тела было настолько сильным, что всколыхнуло в ней все чувства. Тепло его дыхания согревало ее щеку. Она различила резкий запах его одеколона.
– Я хочу провести с тобой эту ночь. – Он был настойчив, его пальцы теперь ласкали ее пышную грудь.
– Нет! Кроме того, что подумает Мелани, если утром увидит тебя здесь?
Жар его губ обжег ей сосок сквозь алую ткань пеньюара. Заглянув в ее потемневшие от страсти глаза, он успел поймать в них колебание и ответил:
– Она подумает, что ее мать и отец любят друг друга.
– Разве это хорошо – зря обнадеживать ее?
Но Джордан уже решил ни за что не отступать. Даже если для этого придется прибегнуть к помощи дочери.
– Если это зависит от меня, то ничего не будет зря. – Он склонился, даря ласки теперь уже другой груди.
– О, Джордан, я не могу позволить тебе остаться, – произнесла она со стоном.
– И ты не можешь позволить мне уйти.
Он принялся расстегивать пеньюар, и она даже не пыталась остановить его. Две яркие полы распахнулись, и Джини вздрогнула от жара горячих рук, которые, казалось, опалили ее обнаженную кожу. Было так легко уступать ему, так трудно сопротивляться.
– Ты моя, – услышала она, – ты всегда была моей. И всегда будешь.
– Пожалуйста, отпусти меня!
– Ни за что, любовь моя, – целуя ее, бормотал Джордан. – Никогда больше я не останусь без тебя. – С этими словами он взял ее на руки и понес через гостиную. Не слушая протестов, опустил ее на мягкую кушетку и начал раздевать, шепча нежные слова, целуя в губы, успокаивая ее страхи нежными ласками. Наконец она закрыла глаза и успокоилась, завороженная прикосновениями его рук и звуками низкого голоса.
– Я больше не могу сопротивляться, – призналась она.
А он уже снял пеньюар с ее плеч и медленно переводил взгляд с набухших от страсти роскошных грудей на стройные бедра. Увидев два шрама на животе, он наклонился, чтобы поцеловать их.
– Мелани рассказала мне о той катастрофе, когда ты едва не погибла.
– На мне больше шрамов, чем на чудовище Франкенштейна.
– Ты сейчас еще красивее, чем прежде.
– Ты же мог заполучить любую женщину…
– Я хочу только тебя.
Этому она никогда не верила. Ее пальцы запутались в его густых волосах.
– Так много людей восхищаются тобой, ты для них божество.
Уже во второй раз за этот вечер он слышал эти слова.
– Я человек! – воскликнул он неистово. И в голосе его зазвучало что-то резкое и пугающее. – Я не божество, а те, кто думают, что влюблены в мой образ, вовсе не люди. Не будь такой, как они. Если бы они считали меня живым человеком, разве они бы попытались разорвать меня сегодня там, у стадиона? Нет, Джини, я просто человек. Я всегда был им. И, как любому человеку, мне нужна только одна женщина – та, которая меня по-настоящему любит. Ты никогда не пользовалась моим именем. Джини. И, знаю, не будешь. А человек в моем положении не всегда может сказать такое о тех, кто рядом с ним. Настоящая любовь – необыкновенно ценное достояние, а слава только делает ее менее достижимой.
– Но я не подхожу для твоего мира.
Он опять поцеловал ее и откинул взлохмаченные блестящие пряди со лба, нежно баюкая ее в объятиях. Однако она почувствовала, как напрягся каждый мускул его тела.
– Откуда ты знаешь, ты ведь не пробовала.
– Джордан…
– Обещай, что не оставишь меня, пока не попробуешь по крайней мере.
Она почувствовала его отчаяние. Вспомнила запавшие в память слова песни, которую он написал о ней. Может быть, все тринадцать лет она ошибалась. Может быть, она ему в самом деле нужна. Может быть, она и вправду причинила ему боль… Нет, это не имеет значения. Она не позволит этому иметь какое-либо значение.
– Я не могу обещать.
– Тогда мне придется заставить тебя.
– Каким образом?
– Ведь есть Мелани. Ты не лишишь ее отца, правда?
– Джордан, это нечестно.
– А что честно, Джини? – В его низком голосе слышалась боль. – Честно было тринадцать лет преследовать меня в мыслях? Я не собираюсь играть с тобой честно. Ставки слишком высоки. И проигрывать я не собираюсь, если выигрыш – ты.
