Я и оборотень - [49]

Не успела я опомниться даже, как оказалась схвачена его цепкими руками. Пальцы Гордея впивались мне в плечи, сжимая их с силой, а в глазах горела такая ненависть, что мне захотелось умереть на месте.

— Маленькая дрянь! — выплюнул он мне в лицо, встряхнув, наверное, для надежности. — Да я одним ударом могу вогнать тебя в землю по шею, и никакая магия не сможет меня остановить. Ты возомнила себя заместительницей бога на земле? Или ты думаешь, что перед тобой мальчишка, которым можно вертеть как тебе угодно? Так вот, запомни — ты ошиблась. Ты просто дура, если думаешь, что можешь вертеть мной, как тряпичной куклой! — лицо Гордея приблизилось вплотную к моему. И мне стало по-настоящему страшно. Сейчас передо мной стоял настоящий зверь в образе человека. Но в глазах его ничего человеческого не осталось. Холодок пробежал по спине, когда осознала, насколько сильно ненавистна ему. — Так вот запомни — никто не в праве распоряжаться моими поступками. Ни ты, ни твои ведьмы-духи, ни сам царь батюшка! Всегда я делал то, что сам считал нужным, и не собираюсь изменять своим привычкам.

— Гордей, я… — попыталась было заговорить, хоть и голос плохо слушался от страха. Но и этого мне не позволили.

— Не собираюсь тебя слушать! Слышишь? Не хочу тебя больше не видеть, не слышать!

Он выпустил мои плечи и отвернулся. Обида жгла глаза невыплаканными слезами. Я стояла как истукан, не в силах пошевелиться или хоть что-то сказать в свое оправдание. Да и что бы я ни сказала, он не станет меня сейчас слушать. А может, и не только сейчас…

Гордей даже не обернулся. Резко перекинулся и помчался через поле, в ту сторону, где еще за одним таким же полем начинался лес. Мне же только и оставалось, что смотреть на то, что раньше было одеждой, а теперь превратилось в ее обрывки и устилало землю перед моими ногами.

Делать на поле больше было нечего. В гордом одиночестве я отправилась домой, глотая по пути горькие слезы. Я даже сама не понимала толком, что чувствую. Злость — на то что бросил одну и даже не дал возможности оправдаться. Правда я и сама не знала, что бы могла сказать, но обязательно что-нибудь придумала, убедила бы, что мера эта была вынужденная, а не моя придурь. Обиду — что ему даже не интересно, что именно поведали мне духи. Страх — что отныне я осталась одна, и Гордей больше не вернется. Пожалуй, последнее чувство было самым сильным и по мере приближения к дому оно только крепло. Когда я заходила в квартиру, уже была почти уверена, что Гордей не вернется.

Дома я какое-то время поревела еще, не стесняясь делать это в голос, обливаясь горючими слезами и жалея себя на чем свет стоит. Когда слезы иссякли, а душа моя так и не нашла успокоения в них, я поудобнее устроилась в постели и принялась сосредоточенно думать, как поступить дальше. Путь мне предстоял неблизкий, и проделать его, по всей видимости, мне придется одной. А еще и эта волокита с загранпаспортом, который, я знала, нужен, и которого у меня отродясь не было!.. Благо, у меня теперь были собственный деньги. Их я нашла на дне шкатулки с документами и поняла, что бабушка откладывала длительное время, словно знала, что они мне могут понадобиться. И путь мой завтра, значит, лежит в паспортный стол.

Стрелки часов уже приближались к трем ночи, и надо было хоть немного поспать. Но сна не было ни в одном глазу. Я ворочалась в постели, прислушиваясь к звукам в подъезде — не слышно ли там шагов, не возвращается ли Гордей. Но даже если бы он решил вернуться, в чем я сомневалась все сильнее, узнала бы я об этом в последний момент — никто не умел так бесшумно передвигаться, как этот огромный медведь. От этой мысли появились новые ожидания — теперь я прислушивалась, не распахнется ли входная дверь. Эта зараза скрипела так, что даже Гордея выдала бы с головой.

Совершенно измученная бессонницей и грустными мыслями, я решила почитать бабушкин дневник. Но и это не получилось. Тогда я взяла карандаш и на пустой странице стала набрасывать образ черноволосой смуглой девушки, что показали мне духи. Настоящая красавица — яркая, жгучая. Как цыганка, только одетая иначе. Интересно, это и есть одна из тех двух ведьм, с которыми мне предстоит встретиться, если я доберусь до них, конечно?

Я рисовала долго, восстанавливая в памяти каждую черточку девушки. Когда устала, откинулась на подушку и прикрыла глаза ненадолго. Так и уснула сидя с карандашом в руке и раскрытой тетрадью на коленях. А разбудил меня такой знакомый и родной голос, что даже не открыв глаза еще, я уже расцвела в улыбке.

— Ты вернулся… — посмотрела я на Гордея, даже не пытаясь скрыть радости. Больше всего мне хотелось броситься ему на шею, прижаться как можно крепче к его груди и покрыть это суровое лицо поцелуями. Но я не рискнула, да и он все еще выглядел хмурым. А еще каким-то уставшим.

Улыбка погасла, когда осознала в очередной раз, какую боль причинила ему, самовольно лишив права решать, что и когда ему делать. Никто не должен так поступать, особенно с близкими людьми. А Гордей, как тоже отчетливо поняла только что, стал мне по-настоящему близок. Ничего, я обязательно попрошу у него прощения и лаской замолю грехи, как только представиться такая возможность, когда он разрешит снова приблизиться к себе.