Я и мой камин - [11]

— Послушай, старик, — не выдержала она, — от кого это письмо и что в нем такое?

— Читай, жена, — отвечал я, протягивая ей бумагу.

Она пробежала лист глазами — и, боже, что за взрыв за этим последовал! Не берусь описать ее эмоции и повторить все восклицания. Достаточно сказать, что дочери незамедлительно были призваны разделить ее волнение. Хотя ничего похожего на откровение мистера Скрайба раньше им и во сне не могло привидеться, но тут с первого же слова интуиция якобы побудила их тотчас же уверовать в чрезвычайное правдоподобие высказанной им догадки. В подтверждение ее обе сослались сначала на моего кровного предка, а затем и на мой камин: первый-де обладал великой тайной, а второй обладает не уступающими ей по величине габаритами, и вот эти-то неопровержимые факты нельзя, мол, истолковать иначе, как только признав существование тайника.

Тем временем я размышлял про себя: неужто не ясно, что моя доверчивость в данном случае самым выгодным образом содействует определенному замыслу со стороны противника? Но как добраться до тайника или же убедиться в наличии такового, не причинив камину серьезного ущерба, и спасти его тем самым от неминуемой гибели? Желание супруги избавиться от камина совсем не требовало особой проницательности — его можно было прочитать у нее на лице; не менее очевидным казалось и то, что мистер Скрайб, несмотря на напускное безразличие, отнюдь не возражал против того, чтобы в случае совершения намеченной операции положить себе в карман пятьсот долларов. Пока что я воздерживался утверждать, будто моя супруга вступила в сговор с мистером Скрайбом, проведя с ним ряд тайных совещаний. Однако стоило только принять во внимание ее застарелую вражду с камином и то упорство, с каким она порывается — не мытьем, так катаньем — добиться в конце концов своего, как стало совершенно ясно, что никаким предпринятым ею шагам удивляться не следует.

Итак, в одном решении я укрепился неколебимо: ни я, ни мой камин не уступим ни пяди.

Тщетными были все протесты. Наутро я вышел за ворота, где давненько уже приметил похожего на дьявола старого гусака, который за свое неудержимое влечение к свершению доблестных подвигов за пределами ограды был удостоен хозяином почетного знака отличия в виде внушительных размеров четырехзубого деревянного ошейника — ордена Гарроты.[41] Этого гусака я загнал в угол, нашел и выдернул из него самое что ни на есть жесткое перо, вернулся с ним домой — и, остро очинив кончик, начертал нижеследующее жесткое послание:

«Апреля 2-го, близ Камина

Мистеру Скрайбу

Сэр,

Выражая Вам нашу совместную живейшую признательность за предложенную Вами гипотезу, просим принять уверения в совершеннейшем к Вам почтении.

Остаемся преданными Вам неизменно —

Я и мой Камин».

Разумеется, за это послание нам пришлось поплатиться довольно сурово. Убедившись наконец, что письмо мистера Скрайба ни на йоту не поколебало моего решения, жена вознамерилась пронять меня иным способом: среди прочего упомянув, как бы невзначай, о том, что, насколько ей помнится, существует законодательный статус, согласно которому наличие тайников в частных домах подпадает под ту же статью уложения о наказаниях, что и незаконное хранение пороха. Однако и этот выпад не возымел ни малейшего действия.

Прошло еще несколько дней — и супруга моя переменила тактику.

Близилась полночь, и все в доме спали, кроме нас двоих. Мы же сидели друг против друга по обеим сторонам камина: жена, со спицами в руках, усердно вязала чулок; я, с трубкой во рту, праздно следил за извивающимися в воздухе струями табачного дыма.

Приближались первые осенние холода. Огонь в очаге никак не мог разгореться. Тяга была плохой из-за сгустившейся влажности; дрова, по недосмотру, оказались совсем сырые.

— Вглядись-ка в камин пристальней, — заговорила жена, — неужели ты сам не видишь, что внутри него непременно что-то да есть?

— Ты права, жена: внутри камина — сплошной дым, впрочем, так же, как и в письме мистера Скрайба.

— Дым, говоришь? Вот-вот, уж мне-то этот дым все глаза выел… Что ты, что твой камин, оба дымите нещадно — старые вы греховодники!

— Эх, жена, — молвил я укоризненно. — Мы с камином, верно, любим иногда тихонько подымить вместе, но мы не привыкли к тому, чтобы нас обзывали.

— Старик, послушай, дорогой, — продолжала жена, несколько смягчив тон и стараясь перевести речь на другое, — ведь стоит только задуматься о твоем предке, как тут же приходишь к выводу, что в камине наверняка есть тайник.

— Вернее, тайный зольник — почему бы ему не быть? Да-да, в камине определенно есть тайный зольник — иначе куда девается вся та зола, что ссыпается сквозь решетку вниз?

— Я знаю, сама не раз видела: туда частенько забирается наша кошка.

— Господи боже, не иначе как сам лукавый подстрекнул тебя туда заглянуть! Разве тебе не ведомо, что дьявол явился святому Дунстану[42] прямо из поддувала? Если ты по-прежнему будешь всюду вмешиваться — не сносить тебе головы, и случиться это может очень скоро. Но допустим, что в камине действительно есть тайник — что тогда?

— Что тогда? А что, по-твоему, может быть спрятано в тайнике, как не…