Я, говорит пёс - [10]

Днем я в основном езжу на машине. Я полюбил эти прогулки, мне нравится скорость, встречный ветер и еще то, что я от них совсем не устаю. Хозяева не забывают взять для меня что-нибудь вкусненькое. Сладости я люблю, но предпочитаю им свиные ушки, а в особенности рыбу. Но никто почему-то не принимает это во внимание. Ее машина мне особенно нравится, потому что там на крыше есть окно. Иногда я опираюсь передними лапами о Ее плечи и высовываю морду наружу. Это особенно приятно во время дождя, но, похоже, не всем нравится, когда он барабанит по голове, и, как только падает первая капля, окно захлопывается.

Однажды в воскресенье мы ехали по делам; я дышал воздухом, высунувшись в окошко машины. Время от времени мы останавливались. Приходится иногда пропускать пешеходов, и для этого придумана очень удобная система огней — то красный, то зеленый. Надо только разбираться в цветах, и тогда будешь знать, ехать тебе или остановиться. Как раз в тот момент, когда горел красный свет, нас остановил громкий свисток. Машина резко затормозила, и я провалился под сиденье. Подошел полицейский, что-то сказал Ей; Она показала ему какие-то бумаги и вместе с ними красную картонку с фотографией, которая на Нее совсем не была похожа. Что за глупая мысль раздавать свои фотографии направо и налево! К тому же у Нее есть намного более удачные портреты, например мой, — что на обложке этой книги. Чтобы полицейский мог выбрать лучший из портретов и сравнить его с оригиналом, я выглянул в окошко и продемонстрировал себя. Он протянул руку и (представляю, как Она была огорчена) вернул Ей бумаги и фотографии, говоря: «Какой красивый пес!» Я убрал голову из окна, и мы уехали. Может (но я не могу в это поверить), полицейский и остановил нас только для того, чтобы полюбоваться на меня?

Обычно после напряженного и утомительного путешествия по душному городу у меня пропадает всякое желание высовывать нос наружу, и я прячусь в глубине машины. Что поделаешь, нельзя же каждый день ездить в Булонский лес.

Мы с Ней возвращались домой, и, сделав обычную остановку возле консьержки, я мчался по лестнице навстречу Вивиан. Я долго приходил в себя, улегшись на кухне и пытаясь по запаху определить, что будет на обед. Последнюю, вечернюю, прогулку я любил больше всего. Вечером со мной выходил Мальчик. Мы оба были молоды и счастливы, и поэтому хорошо понимали друг друга. Как только за нами закрывались ворота, я мог делать все, что угодно, поднимать лапу на стены, деревья и машины… Свобода! Машин нет, кругом темнота, мы — властители ночи. Мы шли по самой середине улицы. Останавливались напротив одного и того же дома, возле которого невысокая девушка обычно гуляла с забавной таксой (имени этой таксы я сейчас уже не помню). На мой взгляд, пес этот был некрасивым и слишком маленьким, однако Мальчику он нравился. Девушка же была очень мила, но кокетлива, как все женщины. Когда мы ее не встречали, Мальчик огорчался, и тогда не имело смысла тянуть его дальше. Но рано или поздно раздавался скрип ворот и появлялась такса, которую девушка тянула за собой на поводке. Мы шли вместе. Однажды я предложил этому маленькому существу немного пробежаться и оставить хозяев наедине. Раз уж он не помогал хозяйке идти, то она спокойно могла бы его отпустить. То ли пес был слишком бестактен, то ли ничего не понимал в жизни, а может быть, девушка боялась его потерять, но он продолжал покорно плестись рядом с ними, не обращая на меня внимания. Не могу сказать, о чем говорили эти двое, потому что за первым же углом переходил на рысцу. Наконец-то можно было от души побегать и обследовать все деревья бульвара Инвалидов. Малыш, которого здесь тоже спускали с поводка, медленно ковылял рядом с хозяйкой на своих коротеньких лапках. Он был настолько мал, что даже небольшой камень или возвышение на тротуаре были существенным препятствием. А меня остановить может только что-нибудь высокое — дом, например. А вот машины у обочины не мешали ему, потому что он легко мог пройти под ними. В зеркалах колес, которые так меня раздражали, его узкая и длинная морда становилась похожей на уродливый самолет-истребитель, и это наполняло меня еще большим презрением.

Однажды Мальчик, устав дожидаться подружки, начал свистеть под окнами. Я был этим шокирован: я думал, что свистом зовут исключительно собак. Мы совсем запутаемся, если все станут друг другу свистеть. Она вышла, он перестал свистеть, и наша прогулка продолжалась, как обычно. Тогда я догадался, что это был условный сигнал. Он изобрел его, чтобы не выкрикивать на всю улицу ее имя (я, кстати, так его и не знаю). И тогда жильцы дома решат, что он зовет меня, а не ее. Здорово придумано! Потом этот трюк повторялся довольно часто.

Но однажды вечером окошко приоткрылось, и к нашим ногам упал листок бумаги. Мы подобрали его (я первый бросился за ним, решив, что это сахар: меня всегда здесь обычно угощали). Вообще-то. девушка была значительно лучше, чем ее собака. Мальчик, например, считает, что эту собаку неудобно гладить, потому что она слишком мала. Так вот, бумажку сразу же выхватили у меня из зубов. Записка была прочитана, после чего мы грустно удалились. «Она больше не придет, — сказал мне мой спутник, — ее не отпускают, потому что мы с тобой свистим. Теперь мы можем ее встретить только случайно». Я попытался его утешить как мог: начал носиться, как сумасшедший, чтобы ему пришлось меня догонять. Грусть постепенно прошла. Потом мы иногда встречали эту девушку, но тогда уже она была не единственной, с кем мы встречались. Были у нас и другие, столь же долговечные знакомства.