Я – Гагарин. «Звездные войны» СССР - [23]

– Первый космонавт должен отправиться на орбиту и вернуться оттуда живым и невредимым этой весной! – жестко окончил совещание Василий Сталин.

Глава 9 Перед стартом

Дни неслись, словно спрессованные сумасшедшими космическими скоростями. Два года шестеро отважных летчиков проходили самые невероятные испытания, находились под самыми изощренными физическими, морально-психологическими и интеллектуальными нагрузками. Они заучивали целые страницы инструкций, выводили в толстых тетрадях бесконечные ряды мудреных аэродинамических и баллистических формул. И в то же время они вертелись на центрифугах, тренировались на велотренажерах и вибростендах, проходили многочисленные медицинские пробы, сдавали анализы и сложнейшие психологические тесты.

Не менее тяжелыми, чем свинец перегрузок, были испытания в сурдокамере – днями и неделями в полном одиночестве и в безмолвии. Казалось, что тут такого: сиди себе в тишине и покое и выполняй все предписания врачей-экспериментаторов. Но нет же, после долгого сидения в «научном карцере» даже у самых стойких кандидатов в космонавты возникали серьезные нарушения в восприятии окружающей реальности. Одним казалось, что стены сурдобарокамеры сдвигаются, у других возникает ощущение, что изолированный отсек вращается с бешеной скоростью, третьи говорят, что контрольная приборная панель плавится от огромной температуры.

А после сложнейшего испытания снова – постоянные изнурительные медицинские процедуры, исследования, заборы крови, желудочного сока через зонд, бесконечные электрокардиограммы и электроэнцефалограммы. Датчики биометрического контроля крепились к телу обычным клеем «БФ», а потом отдирались с кровавыми клочьями кожи.

Испытания на выживание в тайге при минус сорока или в безводной пустыне под палящим безжалостным солнцем и температуре в тени (а где ж ее взять-то, эту тень?) плюс пятьдесят пять! И вокруг на сотню километров, что в тайге, что в пустыне – ни души. И нужно выживать, имея лишь стандартную экипировку. А тесты на выживание в море в скафандре в спускаемой гермокабине? Жара под пятьдесят, влажность – сто процентов. На волнах – укачивает, постоянные тошнота и рвота. От вида и запаха пищи – выворачивает попросту наизнанку. Пульс – около двухсот ударов в минуту, дальше – только инфаркт миокарда. И все же космонавты выдерживали эти чудовищные нагрузки.

Выдерживал их и Юрий Савин. Хотел героизма? Получай теперь по полной!

О какой романтике космоса может идти речь, когда при перегрузках на центрифуге глаза застилает багровый туман, а грудную клетку расплющивает стальная плита с полтонны весом. А руки и ноги наливаются свинцом. И уже просто нет сил отвечать на вопросы оператора, управляющего центрифугой. Но нужно продолжать очередной эксперимент.

На секретном заводе космонавты проходили так называемый холодный тренаж в сферической кабине первого в мире пилотируемого космического корабля. Изучали «Восток», что называется, до винтика, до последней заклепки.

И вот подошло время выпускных экзаменов на первую в мире специальность космонавтов.

* * *

Юрий Савин отчаянно трусил, словно студент-первокурсник перед суровым, убеленным сединами профессором. Изначально экзамены были назначены на 17–18 января 1961 года, но из-за всех этих «американских подарочков» в виде ручных обезьянок и атомных бомб первый выпуск космонавтов пришлось перенести на более поздний срок. Но после категоричного приказа Василия Сталина программу подготовки еще более форсировали.

Дату экзаменов назначили на 27–28 февраля в Летно-исследовательском институте.

Старший лейтенант Гагарин шел по списку одним из первых. Комиссия под председательством Николая Каманина начала прием выпускных экзаменов у первой шестерки слушателей-космонавтов, подготовленных в Центре подготовки космонавтов ВВС СССР.

Каждый слушатель-космонавт занимал место в кабине действующего макета космического корабля «Восток-3А» и в течение сорока-пятидесяти минут докладывал комиссии о назначении корабля, его оборудовании, о действиях космонавта на различных этапах полета от посадки в кабину корабля на старте и до приземления в районе посадки.

Настал черед и Юрия Савина. Он уже привычно забрался в довольно тесную кабину, уселся в катапультное кресло. Но пока что на нем не было скафандра. В течение получаса он подробно рассказывал порядок работы, представляя, как это будет на самом деле. Для него это было несложно, ведь природный острый ум Юрия Гагарина, его огромная любознательность сплавилась в новой личности с жизненным опытом и знаниями инженера по радиоэлектронике оборонного завода «Топаз» в Донецке. Конечно, Савина, ориентирующегося на уровень технологий начала XXI века, не могли не смущать откровенно примитивные аналоговые и механические приборы. Но вместе с тем он знал про неимоверно высокий уровень надежности советских систем и приборов. Ими можно было буквально орехи колоть, причем – кокосовые.

От экзаменаторов стали поступать вопросы и вводные. Юрий уверенно их выполнял: интеллект и мышечная память слились воедино, образуя то, что летчики называют способностью чувствовать машину как продолжение самого себя.