Я дышу! - [25]

Максим робко поздоровался со мной. Будто бы удивленная, я подняла на него глаза. Он улыбался.

— Что ты здесь делаешь? Я не знал, что ты ходишь в этот магазин, — сказал он мне после короткого, но неловкого молчания.

Я не знала, что ответить. Он наклонился ко мне. Взгляд был дружелюбный, участливый.

— Что ты читаешь?

— «Постороннего». Помнишь, мы проходили его на французском, с тех пор мне хотелось его прочесть.

— Мне так понравился этот роман. Хотя написано довольно сухо, строго, в общем, сама увидишь, но история пронзительная. Очень советую тебе прочесть.

— А ты что купил? — пробормотала я, глядя на книгу, которуюон держал в руках.

— Меня тут заинтересовал один поэтический сборник. Жан Тардье, знаешь такого?

— Очень плохо. Вот не думала, что ты интересуешься поэзией…

Он опускает глаза, на губах — застенчивая улыбка. Вид трогательный.

— Представь себе, очень даже интересуюсь. Время от времени. Если тебе интересно, мы можем это обсудить… Ты занята?

— Не знаю, вообще-то не очень. Я собиралась вернуться домой. А что?

— Ну, если ты не против, — на мгновение он останавливается в нерешительности, — мы могли бы пойти посидеть куда-нибудь. Я знаю одно симпатичное кафе недалеко отсюда.

Почему-то я согласилась мгновенно, не оставив себе времени подумать и отказаться. Я заплатила за две свои книги, и мы вышли из магазина. Я не стала объяснять Максиму, почему купила «Убийство на почве фанатизма. Психологический анализ». Дождь прекратился, выглянуло солнце. Мы молча дошли до кафе, что на углу улицы Ар-мони. Сели за столик в самом углу. Максим повесил свой черный плащ, еще мокрый от дождя, на спинку стула. Я заказала чашку шоколада, он — кофе, и настоял на том,чтобы за меня заплатить. Какое-то время мы сидели молча и смотрели в окно на пустынную улицу.

Потом он закурил. Я разглядывала его, сначала пальцы, длинные, тонкие, нежные и хрупкие: эти пальцы были похожи на него самого. Сара говорила, что можно много узнать о человеке только по его рукам; у нее самой руки были красивые, белые, ухоженные. Такие пальцы, как у Максима, могли принадлежать художнику или писателю. Я сразу почувствовала, что он отличается от других ребят какой-то особой мягкостью, даже нежностью.

Максим курил. Между нами плавали облака дыма. Сигарета тоже казалась мне проявлением элегантности и духовности. Я разглядывала его четко очерченные губы, прямой и очень короткий нос, в котором едва виднелись маленькие ноздри. Глаза его были скрыты за стеклами очков, которые, должна признать, даже шли ему. Мне не хотелось сейчас смотреть ему прямо в глаза. Я предпочла пока уклониться, не торопить события, не лезть на рожон. Конечно, мне хотелось узнать его получше. Но не сразу. Посмотреть ему прямо в глаза — означало раскрыться самой.

Он заговорил. У него был ясный, ласковый и вместе с тем мужественный голос. Я жадно слушала, боясь пропустить хоть слово. Я уже понимала, что Максим незаурядный парень. Он и правда был удивительным.

Он говорил, что собирается стать врачом «скорой помощи», потому что любит риск, неожиданность, напряжение, острые ситуации. Живет он у старшей сестры, после того как несколько лет назад умерла его мать, об отце он даже не упомянул. Признался, что любит скульптуру и компьютерные игры, научную фантастику и классическую и современную литературу: Золя, Стейнбек и Дюрас — его любимые писатели. Он обожал Родена и Пикассо, Боба Марли, Шопена и Зинедина Зидана, а еще был фанатом психоделической музыки группы «Пинк Флойд» и афро-американского ритм-блюза. А потом он заявил, что терпеть не может преподавателя экологии и будет счастлив, если я объясню ему последний урок по химии, потому что его он совершенно не понял.

До сих пор Максим представлялся мне скрытным, неуверенным в себе подростком, впрочем, я не особенно им и интересовалась. Теперь я видела перед собой вполне зрелого юношу с ярко выраженной индивидуальностью. И он мне очень нравился. В тот день ему даже удалось рассмешить меня. После Сары он был первым, у кого это получилось.

И все же мне было тревожно и счастливой я себя не ощущала.

А если он узнает? Если он прочтетпо моим глазам, какая я на самом деле?

Я решила, что нельзя привязываться к нему. Он слишком проницателен и может все про меня понять.

Не знаю, почему Максим после этого дождливого осеннего утра решил подружиться со мной.

Вечером после занятий он уводил меня в кафе на улицу Армони. Мы садилась за наш обычный столик, он заказывал кофе, я — шоколад, мы пачками курили «кэмел», слишком крепкий для меня, порой у меня даже начинала кружиться голова. Он говорил, я слушала его затаив дыхание. Самой же мне сказать было нечего. Когда он задавал мне вопросы, я отвечала коротко, боясь чем-нибудь выдать себя. Наша с ним дружба была еще слишком непрочной, и я не хотела делиться с ним своей страшной тайной.

Мы засиживались в кафе допоздна, иногда до самого закрытия. А потом он провожал меня до дома. Тут мы прощались, и я смотрела ему вслед.

Иногда он приглашал меня к себе на второй завтрак между двенадцатью и двумя часами дня. Он жил в маленькой квартирке в четырнадцатом округе с сестрой, ее мужем и двумя племянниками. Там меня всегда встречали с распростертыми объятиями. За столом Максим говорил без умолку, все остальные слушали, глядя на него одобрительно и чуть ли не с умилением. Он так много говорил, что почти не прикасался к еде. Его поведение, едва заметная скованность, заботливость — все это мне очень нравилось, и я чувствовала, что он постепенно возвращает меня к нормальной жизни.