Я другая - [32]

Элен повернулась: позади сидели Петр, Майя и Никита, нескладный долговязый парень с мяукающим голосом.

— Они всегда так себя ведут? — уточнила ненормальная девчонка.

— Только на вечеринках, — ответила Майя. — Паша просто привык быть центром внимания, а где центр внимания — там и Л.Д.

— Дамы, пару слов для истории! — воскликнул невесть откуда взявшийся Л.Д. и нацелил на Элен телефон. Та тут же закрыла лицо рукой, а вторую, с оттопыренным средним пальцем, сунула в камеру.

Л.Д. ничего не сказал, просто с неудовольствием посмотрел в глаза Элен и отошел.

Мегаполис быстро кончился. Начались грязненькие городишки с трухлявыми избушками и маленькими магазинчиками-сельпо.

Автобус держал курс на Великое Блинское море.

18

База «Лукоморье» более всего напоминала один детский лагерь отдыха, где Элен отдыхала лет пять назад: столовая, актовый зал, жилые корпуса — все в отдельных зданиях, а между ними — сосны, сосны и пешеходные дорожки. А еще есть выход к Великому Блинскому морю, отличный пирс, где можно постоять, посмотреть на спокойную свинцовую воду и на парящих над поверхностью моря птиц — чаек и цапель.

Жилые корпуса были такими маленькими, что Элен мысленно называла их бунгало. Каждое состояло из двух комнат и рассчитано было на пять человек. Любопытно: в каждой комнате одна из кроватей была двуспальной. Видимо, на случай, если в комнате поселятся супруги. Пока живут мирно, спят на одной большой кровати, поругаются — перебираются на маленькие.

Элен достались отличные соседки: Майя и Света. Собственно, почему «достались»? Соседей каждый выбирал сам.

Когда все разобрались с тем, кто где живет, и немного отдохнули с дороги, началось продолжение банкета. Студенты собрались в столовой, которая находилась в отдельном здании, издалека похожем на сельский клуб.

Пообедали.

Потом Л.Д. предложил устроить, по его собственному выражению, «небольшую литературную вечеринку, переходящую в пьянку».

И сам первый начал читать, сказав:

— По странному совпадению, у меня с собой кое-что завалялось!

— И у меня! — добавил Петр и достал из рюкзака какую-то тетрадь.

— И у меня! — сказала серьезная высокая девушка в очках.

В компании нашлось еще несколько человек, пожелавших познакомить окружающих с собственным творчеством. (Элен поняла, что все запаслись заранее.) В их руках стали появляться блокноты и тетради. «Через год буду поступать в этот вуз», — решила Элен. Вообще, как здорово быть студентом! Вокруг всегда столько приятных, интересных, творческих людей! Это тебе не Лебедин с Красновым и прочие ушлепки.

Л.Д. исполнил небольшие прозаические миниатюры «собственного сочинения», большую часть которых Элен читала в Интернете еще года два назад. Затем перешел на лирические стихи, которые хорошо звучали бы в устах пятнадцатилетнего подростка.

Как ни странно, публика, рассевшаяся на сдвинутых в кружок стульях, реагировала хорошо. В нужных местах смеялись, в нужных — хлопали. «Я трепала такую жизнь!» — с тоской подумала Элен.

Петр монотонным голосом с металлическим отзвуком стал читать по тетрадке фэнтезюку, про какой-то священный меч и короля, лишившегося власти из-за козней коварной колдуньи. Окружающие перестали понимать, о чем речь, еще на сороковой секунде, но толстяк, несмотря ни на что, мужественно продержался минут десять и оборвался, так и не добравшись до конца истории. (Судя по всему, до конца там было еще как до Луны на велосипеде.)

Серьезная девочка в очках забабахала отрывок своего рассказа про старика, который так боялся смерти, что заперся в собственной квартире, законопатил все щели (дабы смерть не пролезла) и не выходил. Правда, вскоре встала проблема: нечего кушать. Остаток рассказа был посвящен моральным терзаниям главного героя: и за едой надо сходить, и страшно — вдруг смерть под дверью дожидается? («Что ж, — снисходительно подумала Элен. — Неплохая адаптация рассказа Рэя Брэдбери. Только зачем-то старуху в старика переделала».)

Потом был выход долговязого мяукающего Никиты. Он уселся за стол, аккуратно расстелил перед собой листочек — и началось! Тихий шепот быстро перешел в громкое мяуканье, а затем — в вопли разъяренного кота. Оратор плакал и смеялся, шипел и выстреливал словами, его кидало из истерики в дикий восторг и обратно. Правда, понять смысл было невозможно, долетали лишь отдельные слова, совершенно не склеивавшиеся в цельную картину. Элен даже не поняла, стихи это или проза. Кажется, все-таки стихи.

Илья ничего не читал — сидел, подперев голову рукой, и мрачно смотрел в угол. Его спутница тоже помалкивала. Не комикс же читать?

Под конец выступил «гвоздь». Конечно же, господин Президент, в своей матросской беретке, заломленной на затылок! Улыбчивый, обаятельный, как никогда, и слегка смущенный всеобщим вниманием. Да, его приветствовали, как короля. Даже Илья перестал пялиться в сторону и как-то очень внимательно уставился на Пашу.

Звезда долго смущенно извинялась перед каждым стихотворением: мол, простите за то, что заставляю вас слушать свои графоманские опыты. Но после каждого четверостишия, которое прочитывал Паша, публика разражалась хохотом и аплодисментами. Хотя стишки и впрямь были так себе. Например: