Я, Дрейфус - [37]

Сэр Генри Тилбери, не заезжая в школу, явился прямиком ко мне. Я провел его в гостиную. И был рад, что леди Тилбери с ним не оказалось.

— Его что-то расстроило? — сразу же спросил сэр Генри. — Может быть, его травили?

— Насколько мне известно, нет, — сказал я. — Если бы его травили, я бы заметил. Мистер Эклз, возможно, осведомлен лучше.

Не знаю, почему я все время ссылался на Эклза. Безо всякой видимой причины я чувствовал, что ключ к разгадке у него.

— Вчера я заметил Джорджа у моего кабинета, — сказал я, — и мне показалось, он хочет мне что-то сказать. Но он, видимо, передумал. Но тут подошел его приятель, и они ушли вместе. Возможно, к делу это не относится, — добавил я. Но я не переставал думать, что в этом ключ к разгадке, и ругал себя за то, что не расспросил его. — Сейчас в школе полицейские, — продолжал я. — Наверняка они захотят поговорить с вами, а вы с ними.

— Позвольте позвонить жене, — сказал он. — Она с ума сходит от волнения. Дома она решила остаться на случай, если Джордж объявится там. Но она совсем одна.

— Разумеется, — и я показал на телефон на столике за его спиной.

Я вышел из комнаты. Я был не в силах даже представить, что они могут сказать друг другу. Как произнести «никаких новостей», «поисковая партия», «водолазы», «осушить пруд»? Да никак. Можно было только помолчать в общем отчаянии.

Я пошел на кухню, неся с собой то же молчание. Я заметил, что Люси только что плакала, и это меня раздосадовало. Ее слезы словно говорили о преждевременных выводах. Сам я не проронил ни слезинки, но, должен признаться, я разделял худшие из ее страхов. Было ясно, что этой ночью оба мы спать не ляжем. Чуть позже постучались в дверь репортеры — благодарили за суп. И помчались сочинять свои статьи. Я подумал, что не надо бы утром покупать местную газету.

Инспекторы продолжали опрос. Я пригласил к себе экономку. Я знал, что она тоже не ляжет спать, поэтому она выхаживала не по своей кухне, а по нашей. Потом ушли и инспекторы, а остаток ночи незаметно перешел в утро. Я объявил об исчезновении Джорджа всей школе, капеллан предложил помолиться, чтобы он вернулся целым и невредимым. После собрания снова пришли полицейские. Распорядок дня был нарушен, но я понимал — это неизбежно. Мальчики были перевозбуждены — видимо, радовались, что живы. Сэр Генри присоединился к поисковой партии, и я почувствовал облегчение: это нарушило его молчание.

Чувствуя, что не в силах ничего сделать, я закрылся в кабинете и наконец-то остался один. Я позвонил Мэтью. Поймал его перед уходом на работу, но он выслушал мой рассказ. Даже когда вокруг меня было достаточно людей, я нуждался в слушателе. Мэтью ничего не говорил, но я понимал, как он на другом конце провода ужасается и сочувствует. Когда я закончил, он сказал, что готов приехать. Я ответил, что он ничем помочь не может, но я буду держать его в курсе.

Впрочем, информации от меня ему не понадобилось. История выплеснулась наружу — появилась в дневном выпуске одной лондонской вечерней газеты. «СЫН МИНИСТРА ПРОПАЛ», гласил заголовок, а под ним было фото сэра Генри среди участников поисковой партии. Весь день в школу тянулись полчища репортеров со всей Англии. С блокнотами, фотоаппаратами и плохо скрываемой ажитацией. Была и команда телевизионщиков. Они нашли довольно учеников, готовых с ними поговорить, но из учителей мало кто на это согласился, и экономка расправилась с ними в два счета, велев убираться восвояси. Я передал им подготовленное заранее заявление, в котором упоминались только уже известные им факты, но фотографов избежать не удалось. У меня было ощущение, что сам Джордж Тилбери исчезает в тени репортерской суеты. Джордж где-то бродил, то ли во плоти, то ли его дух, но все заголовки кричали о поисках и осушении пруда, и суть терялась.

В середине дня приехала леди Тилбери, Люси, как могла, ее утешала. Она оставила кого-то дома на случай, если Джордж объявится: тогда в школу тут же сообщат. И всякий раз, когда звонил телефон, а в тот день это происходило постоянно, она с надеждой вскидывалась, но тут же вновь возвращалась в состояние кошмарного ожидания. Выпив целительную чашку чая, которая ничего не лечила, она настояла, чтобы ее включили в поиски. Из отчетов, поступавших в школу, я знал, что водолазы погрузились в пруд, и мне очень не хотелось, чтобы она, придя к пруду, увидела, что они ничего не выловили или, хуже того, выловили. Но она настаивала. Поэтому я отвел ее туда, по дороге все бубнил о том, что не надо терять надежды, стараясь, чтобы выходило хоть как-то убедительно.

У пруда она встретилась с мужем, и я заметил, как фотографы изготовились, пальцы на затворе — ждали добычи. Под предлогом того, что меня ждут люди, я ушел в школу.

Наступил вечер, ничего обнаружено не было, и поиски решили вести и в деревне, и в соседнем городке. К утру к расследованию присоединился Скотланд-Ярд. Еще несколько инспекторов пришли в школу.

Следующие несколько дней — а исчезновение Джорджа внушало все больше беспокойства, — некоторых учеников и преподавателей приглашали в участок давать показания. Я заметил, что все ученики были из группы Эклза. Самого Эклза не вызывали, но я отметил, что, несмотря на сбои в школьном распорядке, он продолжал устраивать у себя чаепития. Из мальчиков, не входивших в группу, в участок вызвали только Дэвида Соломона. Что и понятно — он дружил с Джорджем. Однако по его виду было ясно, что ему неохота идти туда. Он, в отличие от остальных, не выказывал желания и уж тем более энтузиазма. На меня посмотрел так, будто его уводят силой, и пожал плечами. Из преподавателей вызвали двоих. Географа Смита, с которым у меня были неблизкие отношения — ему не нравилось, что я всегда доступен для учеников, и Джонса — он преподавал в младших классах математику, — с которым у меня контактов почти не было.