Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!» - [58]
Ранее я никогда не имел дел с органами и не был под следствием, поэтому не представлял, что можно вот так откровенно шельмовать.
— Сегодня одно орудие, завтра — другое, смотришь — и выведена батарея из строя, — не обращая внимания на мои возмущения, продолжал лейтенант. — Сколько человек убито и ранено при взрыве ствола?
— Никто не пострадал! — с гордостью заявил я.
— Как?! Так вы специально их спрятали, прежде чем взорвать ствол! Значит, людей пожалели, чтобы они не выдали вас! — Капицкий как бы между делом взялся за ремень, перевел кобуру с пистолетом из-за спины на живот и уже резко потребовал: — Ну, отвечай, лейтенант! С какой целью, по чьему приказу взорвали орудие?!
Такое обращение смутило и напугало меня. Дело принимало серьезный оборот.
— Кто ваши сообщники?! А может, чтобы взорвать орудие, песочку в ствол подсыпал?!
Этого было достаточно, чтобы меня расстреляли. Но я нашелся:
— Да где же вы в болоте песок возьмете?
Снова и снова, в какой уж раз я повторял, по требованию Капицкого, как все случилось. Но особисту требовалось «признание»:
— Снаряд и ствол разлетелись вдребезги — это факт! И ничем не докажете, что они были чистыми. А то, что люди не пострадали, только отягощает вашу вину. Признавайтесь чистосердечно — это облегчит вашу участь. Подумайте над этим. А я пока расчеты допрошу.
Лейтенант удалился, прихватив с собою мой автомат. В дверях блиндажа замаячил автоматчик.
Капицкий долго допрашивал других батарейцев. Особенно тщательно солдат 3-го расчета. Когда он вернулся ко мне в блиндаж, я ничего нового сказать ему не мог.
— Кое-что проясняется, — загадочно сказал он, садясь напротив меня. — Признавайтесь и называйте сообщников.
— Я сказал вам все. Давайте отстреляем все оставшиеся в этой партии снаряды — проверим, нет ли среди них порченых, — предложил я.
— Ты что?! Хочешь, чтобы я вместе с тобой порвал остальные орудия?! С моею помощью выполнишь вражеское задание?! — вскипел Капицкий.
— Отчего же они порвутся, если, по вашей версии, взрыватели у всех снарядов исправны, а орудия мы в вашем присутствии еще раз почистим. А снаряды все равно расходовать надо, скоро пехоте поддержка потребуется.
— Будем судить тебя, лейтенант, за умышленный подрыв орудия, и никак ты не отвертишься. Так что пойдешь со мною в Смерш.
Я знал, что из Смерша не возвращаются. Ни за что ни про что недавно увели раненого Волкова, вырвался человек к своим — «свои» и увели, привязав за руку к стремени коня. Мне стало страшно. Там, в Смерше, тем более не докажешь свою невиновность, а им свою работу надо показывать, дескать, не даром хлеб едят. Горько умирать предателем от своей пули, уж лучше бы немцы убили.
Следователь с видом, что все выяснено и моя вина доказана, поднялся и направился к выходу. В этот момент меня осенило: роковой выстрел третьего орудия был по счету вторым! Если бы гаубичный ствол был грязным, он взорвался бы при первом же выстреле!
— Но это же был второй выстрел! — отрешенно вскрикнул я вслед особисту.
— А какое это имеет значение? — не оборачиваясь, бросил Капицкий.
— Нет, ты послушай, я докажу тебе, что ты, лейтенант, не прав! — закричал я изо всех сил.
Мой крик и обращение на «ты» возмутили следователя. Он вернулся, чтобы поставить меня на место. Сел и с насмешкой уставился на меня.
— Если бы ствол орудия был грязным или в чехле, то в стволе взорвался бы первый снаряд. Но у первого снаряда был исправный взрыватель, а потому выстрел был нормальный. Почему же взорвался второй снаряд, когда ствол был уже прочищен первым выстрелом, а чехол был сорван напором воздуха, как считаете вы? Да потому, что у него был неисправный взрыватель! — высказался я.
Капицкий задумался. Мучительно долго он искал отпор моим убедительным аргументам, понимал, что рушится весь выстроенный им каркас предварительного обвинения. Потом лицо его просветлело, он улыбнулся и сказал:
— Счастливый ты, лейтенант! В ящике лежало два снаряда: нормальный и испорченный. Ведь мог же ящичный схватить первым испорченный снаряд. Орудие от него и взорвалось бы, а тебе — расстрел! Ну а теперь твоя правда — ты невиновен. Благодари судьбу.
«Вот тут он правильно рассудил, — подумал я, — все-таки соображает. А мне, если б не моя догадка, был бы каюк».
Ночью всю партию подозрительных снарядов с огневой позиции увезли на склады.
Лоза Дмитрий Федорович
В один из дней февраля неожиданный телефонный звонок начальника службы Смерш нашей 46-й танковой бригады гвардии капитана Ивана Решняка. Он, как и я, ветеран части. Вместе воевали на Западе и Дальнем Востоке. Такой суровый орган возглавлял замечательный человек, отзывчивый товарищ. С ним можно было решить любой вопрос. Его по-настоящему, а не для показа, уважали танкисты всех рангов. Сколько разных «армейских историй» он решил не «карающим мечом», а по здравому смыслу.
— Дмитрий, зайди, пожалуйста, ко мне!
Иду и думаю: «Зачем я ему понадобился? Может, что-то связано с рапортом на учебу?..»
Светлая улыбка. Крепкое рукопожатие. И сразу к делу:
— Ты, Дмитрий, помнишь, у тебя в сорок третьем году в роте был командиром танкового взвода старший лейтенант Сергей Орлов?
