Я дрался на «Тигре» - [34]

– В районе Волхова местность для танков неподходящая. Как вы там действовали?

– Да, местность неподходящая. Мы часто застревали и ездили только по дорогам. Русские танки еще могли двигаться по бездорожью, а мы нет, наши гусеницы слишком узкие. Т-34 имел более широкие гусеницы, кроме того, у него был такой мощный мотор, что он мог валить деревья, и поэтому он мог ездить по лесу. Этого мы вообще не могли, я один раз попробовал, танк свалил дерево, вывернул корни, заехал на эти корни, задрал нос и застрял.

На Волхове применять танки было абсолютно неразумно, но нас никто не спрашивал, нужно было взять окруженный Ленинград. С нами способы использования танков не обсуждали, нам приказали: «Воюйте». Самый плохой эпизод у меня был с одной пехотной ротой, я с ней пять месяцев тусовался на болоте. У меня закончился бензин, они мне на мотоцикле привезли одну канистру бензина и сказали: иди, атакуй. Они понятия не имели о нашем расходе топлива!

– В зиму 41/42-го в отпуск отпускали?

– Нет. Отпусков у нас вообще, можно считать, что не было. У меня отец был болен раком и умер в 1942 году, тогда шеф отпустил на похороны.

– В Гатчине, говорят, был дом отдыха. Вы там были или что-то слышали?

– На Кавказе, в Mineralnye Wody, был санаторий, а на севере я такого не помню, но могу себе представить, что в тыловых частях что-то такое было. В Krasnoe Selo, да, там был штаб, там, в замке, жили какие-то люди, которые не были на фронте. Но такого, чтобы кому-то сказали: «Ты долго был на фронте, съезди куда-нибудь отдохни», – такого не было.

– Как вас встречало местное население?

– Позитивно. На фронте нам за хлеб стирали белье. Каких-то столкновений у нас с местным населением не было. По крайней мере, на севере такого не было. Я думаю, что немецкий солдат по воспитанию скорее миролюбив. Я вырос недалеко от русской границы, я и моя семья имели контакты с русскими. Предубеждения у меня не было. До того как объявили так называемую тотальную войну, мы, танковые войска, рассматривали себя как элитные части, где озверению не было места.

– Как элитные части, вы получали какое-то дополнительное снабжение?

– Танкисты имели спецпаек, консервы, которые мы имели право открыть, если два дня не получали питание из полевой кухни. Но мы так долго не ждали, открывали их до того. Кроме этого, было обычное снабжение, полевая кухня на грузовике, но готовили в основном только суп.

– У русских танкистов был танковый шлем, а как вы спасали голову от ударов?

– Да, сначала была танковая защитная шапка. Танкисты все были маленькие, а берет с резиновым защитным колпаком – большой. Мы в ней выглядели как мухоморы и поэтому неохотно ее носили. Она была не нужна, я головой никогда не бился. Я всегда говорил, что беру ее с собой, чтобы мне ее положили на могилу. Многие носили стальные каски.

– Хиви были?

– Да, они были помощниками водителей, а иногда даже сами были водителями грузовиков. Когда война заканчивалась, они исчезли. Я думаю, что у нас в роте их было около 16 человек. Это были верные слуги, потому что мы их избавили от страданий в лагерях.

– У вас были вши?

– Да, когда наступила зима, появились вши. Мы ехали поездом, эшелон с «Тиграми», до Смоленска. Там был разгрузочный вокзал. Там был лазарет, и были немецкие медсестры, они нам помахали. Мы забили свинью, половина туши еще лежала в танке. Мы решили, что сегодня вечером идем к медсестрам, возьмем с собой еду, они ее приготовят. У меня были вши, я из парашюта вырезал кусок ткани, шарф, обернул его вокруг шеи, чтобы вши не вылезли наружу. Мы пришли в лазарет к медсестрам, и тут вши сделались очень бодрыми, они почувствовали запах лазарета, решили, что их сейчас выведут, и начали суетиться. Я очень боялся, что они вылезут наружу. Мы только и занимались, что щелкали вшей. Однажды мы поехали в Германию, в отпуск или на переформировку, на последней станции перед границей нам дали «пакет от фюрера», и мы прошли очистку от вшей, иначе в Германию нас не пустили бы. Нужно было иметь документ, что ты прошел очистку от вшей.

– Чего вы больше боялись, погибнуть или попасть в плен?

– Попасть в плен. Я вполне уверен, что я бы застрелился, я был к этому готов. Плен – это было что-то ужасное, чего мы не могли себе представить.

– Какое у вас было личное оружие?

– 9-миллиметровый пистолет «Вальтер 38». Офицеры имели еще 7,62. У нас в танковой куртке был карман или кобура на ремне вокруг шеи, чтобы мы их не теряли. Пистолет был предусмотрен для ближнего боя, но я его никогда не использовал, за исключением того, что мы, напившись, стреляли по бутылкам.

– Началась война, вы вошли в Россию, что вас больше всего поразило?

– В 1941 году? Огромные пространства. Мы в школе, конечно, учили, я сам из Восточной Пруссии, там, на Балтике, открытые пространства, всего 47 человек на квадратный километр, по-моему. Но огромные пространства, мы ехали, ехали, ехали, и этому не было конца. Малонаселенные, огромные пространства. И еще было недостаточно засеянной земли. По-другому было только на Южной Украине. В Западной России, в Литве сельское хозяйство можно было бы устроить лучше.