Я дрался на «Тигре» - [24]

– Когда у вас появилось ощущение, что война проиграна?

– Когда я в первый раз увидел преимущество американцев, я подумал, что войну, вероятно, нам не выиграть. Сегодня, задним числом, все умные, но нельзя было просто все бросить, даже если ты лично считаешь, что время для этого наступило. После того как американцы заняли Францию, мы были в Германии. Опять получили новые танки. Наш командир подполковник Штрайт был в ставке Гитлера, где собрали различных фронтовых командиров. Когда он оттуда вернулся, у нас прошло офицерское собрание. Он рассказал, что он был на приеме у Гитлера. Он тогда этих командиров попросил, что, когда они вернутся в свои части, они должны продержаться еще три месяца. Гитлер сказал, что если мы выдержим еще три месяца, то у нас будет оружие, которым мы сможем закончить войну. Мы в это поверили. Как теперь известно, речь шла об атомной бомбе.

Батальон получил 26 бронетранспортеров, вооруженных 15-миллиметровыми строенными пушками. Командовать ими поручили мне. Через короткое время экипажи были распределены по танкам. Для наших водителей проблем с ними не было, но с 1,5-сантиметровыми пушками нам надо было научиться обращаться. Они работали действительно хорошо.

Когда 11 марта мост в Ремагене невредимым попал в руки американцев, я получил приказ вместе с другими силами воспрепятствовать расширению образовавшегося плацдарма. Это не удалось в связи с большим превосходством воевавшей там 1-й американской армии. Огромную силу огня, прежде всего вражеской артиллерии всех калибров, невозможно описать. Начались разнообразные бои на восточных склонах Семи Гор [Siebengebirge], и я опять получил самоходное орудие для противотанковой обороны. Бои на собственной родине были для нас особенно тяжелыми, потому что мы имели волю к борьбе и к сопротивлению в любой форме, но при этом пытались избежать потерь среди гражданского населения. Это привело к ситуации, которая мне дорого обошлась и к которой мы были совсем не готовы.

Понятно, что деревенские жители хотели, чтобы их деревни остались неразрушенными, и поэтому вывешивали на церквях и в других местах белые флаги. Но когда ночью неожиданно, не поставив нас в известность, вывешивались белые флаги, а мы находились в пределах населенного пункта, это могло привести к очень тяжелым для нас последствиям, связанным с военным правом. По этой причине в таких случаях я вводил абсолютный запрет на открытие огня и немедленно покидал населенный пункт. В некоторых случаях при этом я нарушал приказ.

По долине Зигталь мы доехали до Бетцдорфа. Мы вошли в город после обеда, и я со своей самоходкой стоял почти напротив парикмахерской. Парикмахер, старый человек, через некоторое время, взволнованный, вышел из парикмахерской и спросил ответственного офицера. Я отозвался, он попросил меня пройти к телефону. Я назвал себя в телефон, мне ответил очень взволнованный женский голос, она жила выше, над Бетцдорфом, и уже некоторое время наблюдала там американские танки, которые как раз сейчас въехали в ее двор. Она звонила, потому что знала, что в Бетцдорфе находятся немецкие солдаты, и хотела нас предупредить. Я еще сегодня нахожу это очень примечательным!

Ночью я получил приказ ехать в Айзерфельд. Огородами мы отправились туда и к вечеру приехали. На следующее утро у меня был огневой бой с атакующими американскими танками «Шерман». При этом моя самоходка получила прямое попадание, которое на месте убило водителя, Отмара Хана, и тяжело ранило наводчика в грудь. Со мной опять ничего не случилось. Это был восьмой раз, когда мой танк был подбит.

Немного позже я получил приказ принять 5-ю роту моего раненого товарища, оберлейтенанта Эрвина Шрассера из Вайдхофена, с последними пятью или семью танками «Пантера» и явиться в Эрндтебрюк, где ожидалось большое наступление.

– Какого вы мнения о «Пантере»?

– Пушка «Пантеры» была недосягаемая. Это была пушка 7–5, L-70, по результативности она была точно такая, как 8–8. С расстояния 1400 метров «Пантера» могла подбить любой американский танк. Пушка «Пантеры» была достойна зависти, но сама «Пантера» была слишком большая. На базе «Пантеры» также производилось штурмовое орудие. Оно было, конечно, супер. Супертанк! Я себе такой хотел.

– Обслуживание «Пантеры» было сложным?

– Да, конечно, «Пантера» была сложнее. Но обслуживание было не столько сложнее, сколько объемнее. Тогда разница между танками была не очень большой, это современные танки нельзя обслуживать без техники, как и современные автомобили.

После ряда боев мы заняли позиции в городе Эрндтебрюк, потому что пришли данные о том, что туда с большими силами наступают американцы.

Мы уже несколько недель не выходили из танков, мы участвовали во многих тяжелых боях и были смертельно уставшими. Я второй раз доложился капитану Адрарио, получил от него спецпаек в виде сигарет и хотел идти на назначенную нам позицию. Но капитан Адрарио сказал, что на сегодня достаточно, и отправил меня отдыхать в дом посередине деревни. Я нашел командира роты, саперного оберлейтенанта, и обсудил с ним обычное: рассказал, где стоят мои танки, сказал будить меня при любой тревоге. Потом мы с экипажем легли в комнате в квартире у сапожника. Танк стоял перед домом, от нашей «Пантеры» нас практически отделяла только стена.