Я дрался на бомбардировщике. «Все объекты разбомбили мы дотла» - [39]

— То есть он после марта 1944 года был еще жив, так получается?

— Ну, выходит, что жив. Я этого Долматова кляну! Сам со штурманом живым остался… А ребята…

— А вы сами часто бреющим ходили?

— Были случаи, тоже ходил.

— Так, может быть, он решил с вас пример взять?

— Я никогда не говорил об этом, но у меня тоже был такой случай, и тоже где-то на Украине. Возвращаюсь, смотрю — впереди стог сена, и мужики сено накладывают, а один стоит с вилами на этом стогу. Беру сильно штурвал на себя — и его сдуло. И стрелок говорит:

— Командир, слетел тот, сверху.

Я конечно об этом не говорил никогда, никому. Я не хулиганил обычно-то…

— Сколько всего боевых вылетов у вас?

— Двести двадцать пять боевых вылетов, в книжке у меня записано двести восемнадцать боевых вылетов. Ну, вылетов не менее пяти, но и не более десяти не записано.

— Что вы почувствовали, когда узнали, что американцы сбросили атомную бомбу? Какие были мысли?

Ну, какие-какие, не могу я вам сказать. Сбросили и сбросили. Я знал и понимал, что мы не будем отставать…

— А в конце войны у вас было ощущение, что придется с ними бороться?

— Да, я ощущал. Капитализм есть капитализм. Я в совершенно другом государстве жил и понимал, что сегодня мы вместе, а разобьем врага, нам придется быть врозь. Я понимал, что они друзья до тех пор, пока враг общий есть.

— Сколько лет всего вы летали?

— Пролетал я тридцать с лишним лет. Командовал: в войну эскадрильей, пять лет после войны полком командовал, потом 22-й дивизией — шесть лет и два года замом был. Дивизия была из четырех полков, три полка на Ту-16 — которые могли бомбить и ракеты пускать. Я первым ракеты КСР-2 пустил на 77-м полигоне, это к северо-востоку от Каспийского моря, с дальностью сто пятьдесят два километра в плавучую цель, прямое попадание. И один полк на сверхзвуковых дальних бомбардировщиках — Ту-22. Этот полк из меня все соки выжал, черт его побери. Перевооружение шло, и я перевооружил все ВВС. Понимаете? Вот так пролетал я тридцать с лишним лет.

ГУНБИН Николай Александрович

Я родился в 1918 году в Ярославской области. Мать — крестьянка, а отец до революции работал продавцом в Петербурге, а после революции работал в Сестрорецке.

В деревне я проучился до четвертого класса. Потом переехал к отцу, который один жил в Сестрорецке. Там окончил среднюю школу и поступил в Ленинградский институт сельского хозяйства. Он находился на Марсовом поле. Там, где памятник Суворову стоит, в трехэтажном здании. Там проучился один год, и меня в 1936 году по комсомольской разнарядке направили в Челябинское штурманское училище. Прошел мандатную и медицинскую комиссии — проблем не было. Прошли курс молодого бойца, приняли присягу, потом началась «терка». Начали летать мы примерно через год как приехали. На У-2, ТБ-1 и ТБ-3. А потом и на более современных самолетах СБ. Обычно сначала нам давали задание, куда лететь. Мы на земле прокладывали маршрут. Потом группа с инструктором садилась в штурманскую кабину. В ТБ-1 места мало было. А в ТБ-3 десять человек курсантов помещалось. Бывало, случались и блудежки, но все равно мы справлялись. Училище я окончил летом 1939 года. Сдавали бомбометание, навигацию и связь. Бомбили на полигоне. Практическими цементными бомбами.

После выпуска попал в Хабаровск. Номер полка уже забыл. Надо в книге посмотреть. На ДБ-ЗА «Аннушки». В нем штурман в передней кабине сидел, летчик в средней и один стрелок сзади. Сначала объявили, в какой экипаж, потом самолет какой. Прихожу, знакомлюсь с летчиком, говорю:

— Меня назначили штурманом самолета.

Летчик Евсеев Иван в ответ:

— Очень приятно, — говорит, — будем летать вместе.

И вот мы с ним пролетали два года на этом ДБ-ЗА.

А потом по разнарядке перед войной меня направили в город Иваново слушателем в высшую школу штурманов. Начальником училища был Спирин Иван Тимофеевич.

— В вашем полку ветераны Испании, Финской войны, войны с Японией были?

— По-моему, было несколько участников испанских событий. Были собрания, на которых они рассказывали, как действовали, как нам действовать, чтобы избежать ошибок… Боевой опыт передавался.

— Вам доводилось пилотировать ДБ-3? У вас же была вставная ручка, откидные педали…

— Да, иногда летчик просил: «Николай, давай пилотируй».

Я вставлял ручку и управлял…

— Как вы узнали о том, что началась война?

— Тревогу объявили и на построении сказали, что немцы перешли нашу границу. 23 июня нас посадили в теплушку и послали на юг, под Обоянь, в 220-й полк… А 27-го был уже первый вылет на ДБ-ЗФ с летчиком Харченко Степаном Андреевичем.

— Вам, как штурману, что было удобнее, ДБ-ЗА «Аннушка» или ДБ-ЗФ «сигара»?

— «Сигара». Обзор лучше.

— Когда начались боевые вылеты, вы, наверное, сперва действовали днем?

— Да. Сначала мы летали даже девятками. И когда у ведущего сыпались бомбы, мы нажимали на кнопку. То есть по ведущему. Мы изучали опыт войны в Испании. Поэтому уже имели представление о боевых действиях.

— Потери от чего были больше? От зениток? Или от «Мессершмиттов»?

— Больше было потерь от «Мессершмиттов».

— На каких примерно высотах ходили?

— Примерно три-четыре тысячи. Позднее, когда понесли потери и стали летать одиночными самолетами, то мы на бреющем ходили. А когда на ночные действия перешли, так вообще только одиночными самолетами.